Монах покачал головой.
- Самоубийство - смертный грех.
- Твоя будет вина, если дверь мне не откроешь! Не останусь жить в этом
Гребанном мирке!
- А с деньгами, значит, остались бы?
- Да ты же сам оттуда сбежал! Сам сидишь тут за толстыми стенами, от мира
прячешься, который ваш Господь создал на нашу голову!
- У нас в монастыре задача особая, монашеская.
Игорь процедил.
- У всех дезертиров… особая миссия… как бы от армии откосить!
Не отвечая на злобствования гостя, отец Дионисий прошел к иконе Серафима Саровского и принялся снимать нагар со свечей. К закопченному потолку потянулись голубые дымки. До Игоря донеслись тихие слова.
- Мне кажется, вам тоже пора в монастырь.
- С меня одного плена хватит! Во второй не пойду!
- Рано или поздно каждый человек уходит в монастырь, Игорь Павлович, - все
так же тихо продолжал монах.
- Только не я!
- Так ведь часто человек против своей воли, сам того не ведая, раз – и оказывается в монастыре.
- Как это «раз»? Похищают его, что ли?
- Нет, не похищают… - монах задумался, - а, впрочем, вы правы, можно и так
сказать. Похищают человека. Из бренного мира. Вот, например, актер Караченцов, на полном скаку попал в аварию. Или человек неожиданно теряет память. – Монах глянул так странно, что у Игоря по спине пробежали мурашки. - Чем не монастырь?
Ледовских поморщился.
- Да память тут при чем?
- Я думаю, это своеобразный постриг. Только не волосы срезают, а глубже захватывают – всю кору головного мозга.
Ударил монастырский колокол.
Келья настоятеля располагалась у подножия звонницы. Сквозь глубокий гул, проницавший вибрациями монастырские стены, монах сказал неразборчиво.
- Запомните, это очень страшно…
Игорь не расслышал окончания фразы.
- Чего страшно?
Колокол тяжко бил. Дождавшись последнего удара, настоятель повторил.
- «Страшно впасть в руки Бога Живаго».
Прошла пауза, спрессованая колокольным гулом до вязкости смолы.
Гул смолк, вибрации в теле остались.
Настоятель сказал.
- Извините, мне на службу пора.
Он вышел, оставив Игоря в раздраженном недоумении.
НАПРАВЛЕНИЕ В МОРГ ВЗЯЛ?
Виктор Беспамятный шел в глубокой задумчивости, ноги сами вынесли его к станции метро «Библиотека имени Ленина», он не заметил, как миновал турникет, сел в поезд и очнулся от мыслей, когда уже подъезжал к Казанскому. Блин! Как ему удалось доехать? Значит, он знает город, знает метро! Если не зацикливаться, ноги сами несут. Стоит задуматься и все, стоп мотор, память ничего не подсказывает.
Ксения воспользовалась им и уехала. Ни телефона, ни адреса не оставила. Надежда, как говорится, вспыхнула и погасла. Что за приключение с ним случилось? Прекрасное существо вовлекло его в свой теплый, душистый мир, лишило невинности и умчалось. Что ж теперь, опять возвращаться на вокзал, к холодным залам, грязным сортирам, угрюмым людям. Невыносимо! Виктор чувствовал, что рожден для другой, значительной жизни! Он не хочет быть бомжем! Он должен вернуть свою личность, свою прежнюю жизнь. Ведь, судя по всему, в той жизни он был красивым, крепким, обеспеченным парнем, все об этом говорило – тренированное тело, навыки боя.
Проходя подземным переходом, Виктор увидел, как группа подростков «наезжает» на нищего, отнимает деньги. Да это же Чулима! Беспамятный подбежал и отогнал малолеток.
- Здорово, Чулима!
- Спасибо тебе, добрый человек.
- Это я, Чулима, не узнал?
- Ты? – старик подслеповато моргал. – Тебя ж ищут все. Пошли, пошли скорее. -
Нищий повел Виктора в сторону тоннеля на поезда дальнего следования, по пути испуганно приговаривая. – Весь вокзал вчера перевернули. Колю ранили, Тарана. Ката того вызволяли, что на тебя напал с ножом. Кто ты таков, а, мил-человек?
Они вышли к депо. В стальных воротах зияла рваная дыра. Но к воротам Чулима не пошел, а, кряхтя, полез под стоящий неподалеку мемориальный бронепоезд времен гражданской войны. Под третьим вагоном Чулима постучал в люк, вырезанный в металлическое днище. Люк распахнулся. Чулима с кем-то переговорил, поманил Виктора.
- Лезь туда.