Глава 2
После долгих плутаний (даже навигатор таксиста не знал, где находится эта улица Шварцевская) такси доставило Лену к массивному восьмиэтажному дому, построенному в виде буквы Y.
Чтобы найти подъезд, пришлось объехать дом кругом. В результате выяснилось, что одной стороной дом упирался в самый настоящий лес, другим крылом выходил на дикого вида набережную. Третье крыло, с торца которого находился вход в костину квартиру, соседствовало с воротами парка. В парке, судя по всему, шли какие-то гуляния.
Опасения Кости по поводу излишней любознательности консьержа оказались абсолютно напрасными. Седенький старичок довольно-таки приятной наружности только мельком оторвался от небольшой потрепанной книжицы для того, чтобы вежливо справиться у девушки, в какую именно квартиру она направляется. Медленно-тщательным, чуть дрожащим стариковским подчерком он вывел в разлинованной амбарной тетради одному ему понятное сокращение и снова вернулся к чтению.
Так и не обнаружив лестницы, Лена направилась к лифту. Впрочем, ехать ей было недалеко — на третий этаж, поскольку именно там находилась квартира номер три. Собственно, по-другому и быть не могло, потому что на этаже крыла располагалась ровно одна квартира. Задняя стенка лифта была прозрачной и соседствовала с широкими витринами окон, поэтому сквозь неё открывался недурной вид на окрестности. На левой стенке висело большое зеркало. Посмотревшись в него, Лена сочла, что выглядит забитой и попыталась улыбнуться.
Выйдя на площадку, девушка быстро сориентировалась и повернула налево. Убедившись, что всё сходится, и на двери действительно красуется золотистая цифра «3», Лена достала ключ и вставила в скважину. Замок отщёлкнул два раза. На вид дверь в костину квартиру была тяжёлой и массивной, но открылась удивительно легко. Вдохнув сухой и пыльный воздух пустующего помещения, Лена ступила через порог.
Новые Костины апартаменты действительно впечатляли. Как-то раз, в ответ на вопрос «сколько метров в его новой квартире?» брат то ли в шутку, то ли всерьёз брякнул: «триста». По всей видимости, он не шутил.
Из короткой прихожей новоселка попала в просторный холл. Вправо и влево уходили коридоры, а впереди виднелись две двери. Лена вошла в ту, что была открыта настежь, и оказалась в большой квадратной комнате с окнами по правую руку.
Подобранная заботливой рукой дизайнера то тут, то там стояла дорогая мебель. Дверцы её, судя по всему, никогда не открывались, ящики не выдвигались. В нишах на деревянных подставках покоились широченные тарелки, расписанные затейливыми узорами, и высокие вазы.
Следуя из комнаты в комнату, девушка повсюду обнаруживала тончайший слой пыли и предметы, которые эта пыль покрывала. Следы жизни она обнаружила только на балконе, который выходил на ту же сторону здания, что и прозрачный лифт. По левую руку от входа на балкон, на бетонном выступе стояли две пустые бутылки из-под пива. На широких перилах угнездилась пепельница из зелёного дымчатого стекла, наполовину наполненная окурками. Это была любимая пепельница брата, купленная в Тольятти на первые им лично заработанные деньги. С этой пепельницей Костик никогда не расставался.
Кому-то могло бы показаться странным, что человек построил себе квартиру в элитном доме, заставил её хорошей мебелью, а сам живёт чёрт знает где, в какой-то квартире старомосковской планировки. На самом деле ничего странного в этом не было. В этом и был весь Костик.
Задумчивый, иногда даже сумрачный брат с подростковых лет стремился к большему. Ему уже тогда было мало просторной и светлой родительской квартиры в Жигулёвске. Он рвался к дядьке, в Тольятти — на пыльные и загазованные улицы большого однообразного города. Его прельщали хитрые и грубые знакомые маминого брата, говорившие на языке денег, машин, деталей, опять денег.
Костик готов был с утра до ночи пропадать в каких-то гаражах, на каких-то рынках. Иногда, когда Лена с Костей гостили у дяди вдвоём, Лена улавливала от брата запах спиртного и сигарет. Она пугала его психбольницей и жёлтыми зубами, но Костик, таинственно улыбаясь, отмахивался. Уже тогда в глазах его читалось жадное стремление проникнуть в настоящий мир взрослых. Именно в настоящий — не тот, который выстроил романтик-отец… Этот грубый, реальный — чёрный в представлении юной Леночки — мир дышал своей жизнью совсем рядом, пульсировал. Им веяло от гаишника, останавливавшего папину «девятку», от соседки, напротив двери которой постоянно тёрлись вяло переговаривающиеся подростки. Костик не боялся этого мира и чувствовал себя в нём своим…