— Знатный рубильник, да? Еще говорят: ах, какой шланг! Или: это носик или насос?
Клинг воспользовался подходящим моментом, чтобы вернуть пистолет в открытый ящик комода.
— Наверное, тебе интересно знать, что мне нужно, — предположил Белл.
Действительно, Клинга интересовало только это. Но он, отойдя от комода, возразил:
— Да нет. Старые друзья часто… — и замолчал, не в состоянии закончить ложь. Он не считал Питера Белла другом. Пятнадцать лет он его в глаза не видел, да и в детском возрасте они никогда не были особенно близки.
— В газетах пишут, ты был ранен, — заявил Белл. — А я много читаю. Каждый день покупаю шесть газет. Как тебе это нравится? Готов поспорить, ты и не знал, что в городе выходит шесть газет. Я читаю их от первой полосы до последней. И никогда ничего не пропускаю.
Клинг улыбнулся, не зная, что сказать.
— Да, сэр, — продолжал Белл. — И для нас с Молли было шоком, когда мы прочитали о твоем ранении. Вскоре после этого на Форест-авеню я столкнулся с твоей матерью. Она сказала, что они с твоим отцом очень расстроены, но должны были этого ожидать.
— Ерунда, просто ранение в плечо, — пояснил Клинг.
— Только царапина, да? — улыбаясь, произнес Белл. — Преклоняюсь перед твоим мужеством.
— Ты упомянул Форест-авеню. Уж не вернулся ли ты в старый район?
— Что? О нет, нет. Теперь я таксист. У меня собственная машина, лицензия и все, что полагается. Обычно я работаю на Айсоле, но получил вызов в Риверхед, оказался на Форест-авеню и там встретился с твоей матерью. Вот так все и произошло.
Клинг еще раз посмотрел на Белла и понял, что «фуражка яхтсмена» — это всего лишь форменный головной убор таксиста.
— Я прочитал в газетах, куда герой полицейский выписался из больницы, — пояснил Белл. — Там напечатан твой адрес и все подробности. Ты больше не живешь со стариками?
— Нет, — ответил Клинг. — Когда я вернулся из Кореи…
— А я пропустил эту войну, — сказал Белл. — Проколотая барабанная перепонка, ну не смешно ли? На самом деле, я думаю, меня забраковали из-за этого рубильника. — Он коснулся носа. — Вот, значит, и еще в газетах написали, где твой начальник приказал тебе отдохнуть еще неделю.
Белл улыбнулся. Его зубы были очень белыми и ровными. На подбородке — ямочка. «Вот не повезло с носом, — подумал Клинг. — Каково это чувствовать себя знаменитостью? Наверное, почти как выступать в шоу на телевидении и отвечать на вопросы по Шекспиру».
— Ну… — тихим голосом произнес Клинг. Ему уже хотелось, чтобы Питер Белл оставил его в покое. Это вторжение начинало его утомлять.
— Но, — перебил его Белл, — я, конечно, должен отдать первенство тебе, малыш. — И тяжелое молчание опустилось на комнату.
Клинг держал паузу так долго, как только мог.
— Хочешь выпить… или еще чего-нибудь? — спросил он наконец.
— Никогда не пью, — ответил Белл.
Молчание возобновилось.
Белл снова коснулся своего носа.
— Что касается причины, которая привела меня сюда… — начал он.
— И что за причина? — помог ему Клинг.
— По правде говоря, я в некотором затруднении, но Молли считает… — Белл оборвал себя. — Знаешь, ведь я женат.
— Не знал.
— Да. Молли чудесная женщина. Родила двоих малышей, еще один на подходе.
— Это прекрасно, — отозвался Клинг, и чувство неловкости у него продолжало расти.
— Так я сразу перейду к делу, ладно? У Молли есть сестра, чудная малышка. Ее зовут Джинни, ей семнадцать лет. Она поселилась с нами, как только мама Молли умерла — должно быть, два года назад. Да. — Белл замолчал.
— Ясно, — сказал Клинг, не понимая, какое отношение имеет к нему семейная жизнь Белла.
— Очаровательная малышка. Знаешь, с тобой я могу быть откровенным — она необыкновенно красива. На самом деле она выглядит точно так, как Молли в ее возрасте, а Молли отнюдь не дурнушка, даже сейчас, когда беременна и все такое.
— Я не понимаю, Питер.
— Ну и малышка резвится.
— Резвится?
— Так, во всяком случае, думает Молли. — Внезапно стало ясно, что Белл робеет. — Молли не видела, чтобы малышка встречалась с местными парнями, но знает, что та ходит гулять, и боится, как бы она не попала в дурную компанию, понимаешь, о чем я? Было бы неплохо, если бы Джинни не была такой хорошенькой, но она такая, какая есть. Я хочу сказать… Знаешь, Берт, я откровенен с тобой. Она моя свояченица и все такое, но у нее столько всего — гораздо больше, чем у более взрослых дам, которых ты видишь на улице. Поверь мне, она просто красотка.