Едва выйдя на улицу, тут же позвонил Клер. На четвертом звонке она сняла трубку.
– Кто это? – сердито спросила она. – Черт, но вы меня вытащили из-под душа. С меня так и льет.
– Простите, – ответил Клинг.
– Это вы, Клинг? – узнала она по голосу.
– Да.
– Я хотела вам позвонить, но не знала куда. Я кое-что вспомнила, может быть, это вам поможет.
– О чем?
– В тот вечер, когда я шла с Дженни на станцию, она мне кое-что сказала.
– Что?
– Упомянула, что ей предстоит добираться полчаса. Это что-нибудь значит?
– Возможно. Спасибо. – Он промолчал. – Я подумал…
– Да?..
– Насчет… насчет ужина… Я думал, может быть…
– Послушайте, Клинг, – перебила она его, – я надеюсь, вы не намереваетесь пригласить меня на ужин?
– Нет, я правда хочу, – настаивал он.
– Я самая заурядная женщина на свете, серьезно. Вы умрете от скуки.
– Можно попробовать.
– Не портите себе жизнь. Лучше на те деньги, которые хотите потратить на меня, купите маме подарок.
– Я купил его на прошлой неделе.
– Купите ещё один.
– Кроме того, я и сам бы хотел немного кутнуть.
Клер рассмеялась.
– Ну, видите, теперь это звучит чуть привлекательнее.
– Серьезно, Клер…
– Серьезно, Клинг, лучше не надо. Я скучная, нудная, со мной вы не получите никакого удовольствия.
– Я уже сейчас его испытываю.
– Это все только слова.
– Слушайте, а вы не страдаете комплексом неполноценности или чем-то подобным?
– Нет, доктор, комплексом неполноценности я не страдаю, – ответила она, – я просто неполноценная и есть.
Клинг засмеялся, она спросила:
– Что, вспомнили этот анекдот?
– Нет, не вспомнил, но все равно здорово. Так как насчет совместного ужина?
– Для чего?
– Вы мне нравитесь.
– В этом городе миллион других девушек.
– И даже намного больше.
– Клинг…
– Берт.
– Берт, к сожалению, со мной у вас ничего не выйдет.
– Я ещё не сказал, чего я хочу.
– Что бы вы ни хотели, на меня не рассчитывайте.
– Клер, давайте рискнем. Разрешите мне пригласить вас на ужин, пусть даже это будет самый неудачный вечер в моей жизни. Мне приходилось рисковать и большим. На войне я время от времени рисковал и жизнью.
– Вы воевали? – спросила она.
– Да.
В голосе её вдруг проснулся интерес.
– В Корее?
– Да.
В трубке все стихло.
– Клер?
– Да, я слушаю.
– Что случилось?
– Ничего.
– Опустите, пожалуйста, ещё пять центов за следующие три минуты, – произнес автомат.
– А, ч-черт, минутку, – он полез в карман и бросил монетку в щель. – Клер?
– Вот, вы уже тратите на меня деньги, – отозвалась она.
– Ничего, денег хватит. Так как мы договоримся? Я заеду за вами вечером где-нибудь в половине седьмого?
– Нет, сегодня вечером это исключено.
– А завтра?
– Завтра у меня допоздна занятия. Часов до семи.
– Так я подожду перед колледжем.
– Но у меня не будет времени переодеться.
– Пойдете со мной в том, что будет на вас.
– Обычно я хожу на занятия в туфлях на низком каблуке и в старом растянутом свитере.
– Изумительно, – восхищенно сказал он.
– Хотя, впрочем, думаю, я могла бы надеть платье и туфли на каблуках. Наших оборванцев в колледже это бы шокировало. Но могло бы и послужить примером.
– Значит, в семь?
– Договорились, – ответила она.
– Тогда до свидания.
– До свидания.
– До сви… – улыбаясь, он повесил трубку. Опомнился, уже выходя из кабины. Полез в карман и обнаружил, что мелочи больше нет. Пришлось зайти в кондитерскую лавочку, хозяин которой был занят продажей малиновых леденцов по два цента штука. Пока раздобыл мелочь, прошло минут пять. Торопливо набрал номер. – Алло?
– Клер, это снова я.
– Знаете, вы меня опять вытащили из-под душа.
– Господи, мне ужасно жаль, что вы не сказали, у какого колледжа мы встретимся.
– Ох! – Клер умолкла. – Точно, не сказала. Возле женского университета. Знаете, где это?
– Да.
– Отлично. Приходите в Ридли Холл. Там найдете редакцию нашего факультетского журнала. Он называется “Ридлевский вестник”. Там я переодеваюсь. И берегитесь всех этих дерзких женщин.
– Я буду там минута в минуту.
– А я воспользуюсь своей женской привилегией и опоздаю на десять минут.
– Я подожду.
– Ладно. Но теперь вы меня извините, на ковре подо мной уже целая лужа.
– Простите, тогда уж лучше идите мыться.
– Вы так это сказали, словно думаете, что я грязная.
– Если хотите поговорить, я в вашем распоряжении на всю ночь.
– Лучше уж я домоюсь. До свидания, мучение.
– До свидания, Клер.
– Вы упрямы и сознаете это, правда?
Клинг сглотнул.
– Упрямый? Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Ах! – вздохнула Клер. – До свидания, – и повесила трубку.
Добрых три минуты он стоял в будке и глупо улыбался. Наконец в стекло забарабанила упитанная дама и заорала:
– Молодой человек, это телефонная будка, а не гостиница!
Клинг распахнул двери.
– Очень жаль, – сказал он, – а я только что заказал у портье ужин в номер.
Женщина заморгала, лицо её вытянулось от удивления, а потом она ввалилась в будку и демонстративно хлопнула дверью.
В тот вечер в десятом часу Клинг вышел из подъезда на Петерсон-авеню. Немного постоял на перроне, глядя на огни большого города, которые весело мерцали в свежем осеннем воздухе. В том году осень не хотела уходить. Не хотела уступить место зиме. Упрямо (“Упрямый? Что вы имеете в виду?” – мелькнуло у него в голове, и он снова улыбнулся) держалась, вспоминая о лете, и люди тоже заразились у неё этой жаждой жизни, это было видно по выражению лиц тех, кто шел по улицам.
Один из них, один среди них – это тип по имени Клиффорд. Где-то среди людей, которые спешат и улыбаются, движется ненормальный тип. Где-то среди тысячи зрителей в кинотеатрах может быть убийца, глядящий на экран.
Где-то на скамеечке, среди шепчущих и целующихся влюбленных может поджидать он наедине со своими грязными мыслями. Где-то среди открытых улыбающихся лиц, среди взлетающих при разговорах в холодный воздух струек пара расхаживает он со сжатыми зубами.
Клиффорд.
Сколько Клиффордов в таком огромном городе?
Сколько Клиффордов в телефонной книге? Скольких Клиффордов нет в телефонной книге?
Перетасуйте колоду карт-Клиффордов, раздайте их и вытяните одного, любого Клиффорда.
Но время для мыслей о Клиффордах было неподходящее.
Это было время для прогулок на природе, где свежий воздух вам щиплет лицо, где под ногами шуршат сухие листья, и деревья наряжены в ослепительные цвета. Это было время трубок из можжевелового корня, время твидовых пиджаков и наливных румяных яблок. Было время для мыслей о вкусном ужине, хороших книгах, теплом одеяле и плотно закрытых окнах, хранящих от зимней стужи.
Время было не для Клиффорда, не для убийств…
Но убийство произошло, а в уголовной полиции работали парни с холодными взглядами, которым никогда не было по семнадцать.
Но Клингу семнадцать когда-то было.
Он направился к кассе, где меняли мелочь. Человек в зарешеченном окошке разглядывал какой-то комикс. Клинг заметил, что это был один из самых дурацких образчиков в своем роде, который лежал в каждом ларьке и в котором речь шла о вдове, страдавшей неизлечимым склерозом.
Кассир поднял глаза.
– Добрый вечер, – поздоровался Клинг.
Кассир подозрительно уставился на него.
– Добрый вечер.
– Можно вас кое о чем спросить?
– Смотря о чем, – ответил кассир.
– Ну…
– Если вы собираетесь меня грабить, молодой человек, так забудьте об этом, – посоветовал кассир. – Овчинка выделки не стоит, и потом полицейские в нашем городе знают свое дело, так что далеко вам не уйти.
– Спасибо за совет, но грабить вас я не собираюсь.
– Чудненько. Меня зовут Рут. Сэм Рут. Приятели именуют это место “будкой Рута”. Чем могу служить?
– Ночью вы работаете?
– Иногда. А что?
– Я хотел бы разыскать одну девушку, которая обычно садилась в поезд на этой станции.
– Тут в поезда садится уйма молоденьких девчат.
– Эта девушка обычно приходила между десятью и половиной одиннадцатого. Вы когда работаете?
– Когда я работаю в вечернюю смену, прихожу в четыре и ухожу в полночь.
– Значит, около десяти вы здесь.
– Мне так тоже кажется.
– Она блондинка, – продолжал Клинг. – Очень красивая блондинка.
– Вон там внизу в пекарне работает одна блондинка-вдова. Та приходит сюда каждый вечер в восемь.
– Эта девушка совсем юная, ей семнадцать.
– Семнадцать, говорите?
– Да.
– Не припоминаю, – сказал Рут.
– Подумайте еще!
– О чем? Я её не помню.
– Она очень красива. Если вы её видели, то забыть не могли. Прекрасная фигура, большие голубые глаза, ну просто нет слов!
Рут прищурился.
– Эге, – сказал он.
– Что?
– Припоминаю. Хороша штучка. Да, уже припоминаю.
– Когда она приходила?
– Обычно в десять двадцать пять. Точно, я уже вспомнил. Всегда проходила на платформу к центру. Обычно я наблюдал за ней. Чертовски хороша. И ей только семнадцать, говорите? Выглядит она намного старше.
– Только семнадцать. А вы уверены, что говорите о той самой девушке?
– Послушайте, откуда мне знать? Эта блондинка приходила обычно в десять двадцать пять. Раз попросила меня разменять ей десятку, вот я её и запомнил. Нам нельзя менять деньги крупнее, чем два доллара, хотя большинство таких не носит. Говорят, они приносят несчастье. Предрассудки – большое зло, – покачал головой Рут.
– И вы ей разменяли? – спросил Клинг.
– Из своих. Потому я её и помню. Она мне так мило улыбалась. Эта девушка умела улыбаться. Да, точно, это была она. Обычно уезжала в центр поездом в десять тридцать.
Рут достал часы. Покачал головой и засунул их назад.
– Да, она ездила поездом в десять тридцать.
– Всегда?
– Всегда, когда я её видел, она садилась в один и тот же поезд. С тех пор, как я разменял ей десятку, она мне всегда улыбалась. Да, было на что посмотреть, это точно. Таких буферов я в жизни не видел.
Клинг оглянулся, стенные часы показывали 10.06.
– Если я сяду в поезд в десять тридцать, – спросил он, – где я окажусь после получаса езды?
– Откуда я знаю? – удивился Рут и задумался. – Но я могу вам подсказать, как это выяснить.
– Да?
– Езжайте сами, – сказал Рут.
– Спасибо.
– Не за что. Рад был помочь, – ответил кассир и снова погрузился в комикс.
Поезд тащился через центр города, со скрежетом тормозя на знакомых станциях. Клинг разглядывал пейзажи, мелькавшие за окном вагона. Город был большим и грязным, но если вы в нем родились и выросли, он стал частью вашего существа, как печень или органы пищеварения. Он разглядывал город и одновременно следил за стрелками часов. Поезд ринулся в туннель и проник в утробу мегаполиса. Клинг сидел и ждал. Пассажиры выходили и входили. Клинг не спускал глаз со стрелок.
В одиннадцать ноль два поезд остановился на подземной станции. Предыдущая остановка была в десять пятьдесят восемь. Как бы там ни было, в расчет приходилось принимать обе станции. Он вышел из поезда и поднялся наверх, очутившись в центре Айолы.
Дома вздымались к небу, пронзая ночь пестрыми пятнами красного, оранжевого, зеленого и желтого света. На углу был магазин мужской одежды, пекарня, стоянка такси, магазин женского платья, на противоположной стороне улицы – автобусная остановка, подъезд кинотеатра, кондитерская, китайский ресторан и бар. Все эти заведения и вывески были как близнецы схожи с такими же, рассыпанными по всему городу.
Он тяжело вздохнул.
Если Дженни встречалась со своим приятелем здесь и если её приятеля зовут Клиффорд, прочесать этот район – что искать иголку в стоге сена.
Он снова спустился в метро, на этот раз сев в поезд, идущий в обратную сторону. Вышел на первой остановке и подумал, что Дженни с тем же успехом могла выйти и здесь.
Магазины и вывески на улице были неотличимы от тех, которые он только что видел. Торжественный осмотр соблазнов большого города. Черт возьми, эта остановка почти точно такая же, как предыдущая. Почти – но не совсем.
Клинг снова сел в поезд и отправился в сторону своей холостяцкой квартиры.
На первой остановке было нечто, отсутствовавшее на второй. Глаза Клинга это нечто заметили и передали в мозг, который спрятал это где-то в подсознании.
К несчастью, в эту минуту оно ему ещё ни о чем не говорило.