— Василий был хороший человек, но очень старый. Он умер…
— А откуда он здесь взялся?
— 0-хо-хо, — вздохнул Торрик и покачал головой. — Была большая война — везде. — Он обвел рукой вокруг себя. — Василий и другие солдаты вынырнули из воздуха и напали на Фо-Менко Четвертого. Была страшная битва, и все солдаты Василия погибли, а Фо-Менко Четвертый испугался и бросил все. Потом ушел в Энно-Вайс.
— А что он бросил?
— Все, что взял в мертвых домах, — и Торрик указал на частокол черных пирамид, высившихся у самого горизонта. — Это было давно. Меня не было…
— М-да, — вздохнул полковник. — Нужно, чтобы кто-то пошел с ним в город и проверил — так ли все, как он нам тут напел.
— Пусть пойдет она, — сказал Торрик, указывая на Саломею. — Она красивая.
— Нет, пилотами я бросаться не буду. Об этом, парень, даже не думай.
— Тогда он, — кивнул Торрик на Жака, — я его знаю.
— Хорошо, я согласен, — сказал Вильямс. — А ты, Монро?
— Без вариантов, сэр. Оружие взять можно?
— Бери. Побольше патронов и гранат. В случае чего продашь жизнь подороже…
25
По мере того как повозка все больше удалялась от оставшихся позади «скаутов», в душе Жака рождалось неприятное чувство тревоги.
Торрик понукал своего лабуха, и тот исправно тянул повозку навстречу выраставшим строениям города.
— Красивая девушка, — произнес возница мечтательно, и на его серой коже появилось что-то вроде румянца.
— Зачем тебе такая девушка? Неужели у вас в городе своих нет? — спросил Жак. Слова Торрика вызывали в нем глухое чувство ревности.
— Мне дети надо. Умные дети.
— Ну так и делай их со своими бабами, умных-то.
— Нет, — убежденно возразил Торрик. — Хочу детей, как Василий, чтобы они все знали.
— Ну как ты там, Жак? — зашуршал из рации голос полковника.
— Все в порядке, сэр. Подъезжаем к городу. Я уже вижу каких-то людей…
— Ну ни пуха тебе…
— Человек «Сэр» из коробки, — понимающе закивал Торрик.
Между тем повозка выехала на некое подобие дороги, и вдалеке Жак не очень отчетливо увидел людей, бегущих им навстречу.
— Это друзья, — заметив озабоченность на лице Жака, пояснил Торрик.
— Я понял, — отозвался тот и снял винтовку с предохранителя.
Группа из двух десятков человек подбежала к самой повозке, и все они стали о чем-то кричать, обращаясь именно к Жаку.
— Они спрашивают, не будут ли ваши великаны разрушать город, — перевел Торрик.
— Э-э… Я пришел с миром, — ответил Монро, вспомнив фразу Торрика.
Его сопровождающий тотчас перевел сказанное, и народ, радостно загомонив, побежал обратно в город.
Лабух Торрика замычал им вслед и прибавил шагу.
Вскоре Жак увидел городские ворота. Их венчали две большие башни с балконами и ярусами. Сейчас они быстро заполнялись горожанами, которые, словно в театре, наблюдали въезд Жака Монро на территорию Урюпина.
Серые лица зевак отражали разные эмоции. Кто-то смотрел на пришельца с испугом, кто-то с интересом, а женщины даже с видимой симпатией.
Лабух цокал по мостовой копытами и прядал ушами. Торрик улыбался налево и направо, а Жак все так же крепко сжимал винтовку, в любую минуту готовый пустить ее в дело.
Сразу за городской стеной улица стала значительно шире и от нее стали расходиться ответвления. Несмотря на ранний час, уже сновало много народу. Никакого самоходного транспорта Жак не увидел — в основном двух— и четырехколесные повозки, запряженные черными, серыми и пятнистыми лабухами.
— Куда мы едем? — спросил Монро, не отрывая взгляда от окон, откуда в любую минуту можно было ожидать выстрела.
— В дом старосты города. Высокочтимого Мастара.
— Понятно.
Между тем ажиотаж вокруг прибытия Монро постепенно спадал, и вслед за повозкой бежали лишь несколько мальчишек. Они кричали, подбрасывая в воздух шапки, и таким образом составляли своеобразный эскорт. Привлеченные их криками, а также непривычным видом Жака, некоторые горожане останавливались и провожали повозку взглядом.
В остальном все вели себя совершенно спокойно, и никто на лейтенанта пока что не нападал.
— Жак, как твои дела? — вышел на связь полковник Вильямс.
— Нормально, сэр, — отозвался Монро, — едем в дом к их старосте. Гражданские лица спокойны, на меня никто не бросается. Так что, может, выйдет что-то хорошее.
— Конечно, выйдет, Жак. Не может же быть все время плохо.