— М-м-м… Горячий шоколад.
Я такого не ожидал. Думал, что она попросит латте, или эспрессо, или какую-нибудь модную разновидность, о какой я даже не слышал.
— Может, пойдёшь займёшь место? — сказал я. — А я принесу.
Мне нужны были несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
Она кивнула и прошла к свободному столику в углу.
До этого момента я старался не думать, что́ всё это может означать, но теперь мой мозг заработал со скоростью света. Какая-то часть меня надеялась, что она устроила нашу встречу потому, что я… ну, типа ей нравлюсь. Что она как бы на меня запала. Но более разумная моя часть понимала, что этого не может быть. Единственное более или менее вменяемое предположение заключалось в том, что ей немножко фигово оттого, что меня исключили из школы. Да, скорее всего, она меня пожалела. Я не знал, как к этому относиться, но так по-любому лучше, чем никак. У меня появился шанс испробовать на ней магию своего обаяния. Если оно у меня вообще было.
Внезапно вспомнилось про Кенни и Доктора Кто с его магическими штучками, и я почувствовал, как сильно люблю брата. Мне захотелось смеяться, плакать и танцевать — всё это одновременно.
— Чего это ты разулыбался? — спросила Сара, когда я поставил перед ней чашку с горячим шоколадом.
И тут меня прорвало. Я заговорил так, как не говорил ещё никогда в жизни. Я рассказал про Кенни. Рассказал про отца. Рассказал про маму. А потом сделал совсем уж странную вещь — начал рассказывать о себе.
23
Я в жизни никому не рассказывал о том, что творится у меня внутри, и вдруг всё до последней капли выложил перед девочкой, с которой был едва знаком.
Если бы Сара не сидела с таким лицом, я бы довольно скоро остановился. В смысле, если бы увидел по лицу, что ей стало скучно или неприятно. Но она внимательно слушала, кивая, и даже, как мне показалось, пару раз порывалась о чём-то спросить.
Кончилось тем, что собственная разговорчивость жутко меня смутила.
— Извини, — сказал я. — Сам не знаю, чего это я…
— Всё в порядке, — сказала она и наконец сделала первый глоток горячего шоколада.
Он, наверно, совсем остыл. От него на Сариной верхней губе остались шоколадные усики. Она заметила, что я на них смотрю, рассмеялась и вытерла рот салфеткой. От этого у нас как-то сразу поменялось настроение, и мы немного поболтали про школу и про всякую ерунду.
А потом мы оба одновременно вспомнили про то, что меня исключили из школы. Но на меня и на неё мысль про это подействовала очень по-разному. Я изо всех сил попытался показать, что мне практически всё равно, но почувствовал, что лицо у меня плывёт, как мороженое в жаркий день. А Сара как-то сразу приободрилась, как будто моё отчисление очень её радовало. Но может, и не как будто, а на самом деле. Вдруг она всё это время просто прикалывалась. И сейчас рассмеётся мне в лицо, а потом станет с подружками хихикать у меня за спиной: «Ага, это я так устроила, чтобы его выперли, — будет злорадствовать она. — А он-то решил, будто мне нравится. Убогий».
— Да ты не волнуйся, — сказала она.
— Тебе легко говорить. Тебе Милтон-парк не грозит.
— Тебе тоже.
— В смысле?
— У нас с Питом был серьёзный разговор.
От одного звука его имени у меня вырвался стон.
— Он лучше, чем ты думаешь, — сказала Сара.
— Ты, наверно, плохо его знаешь.
— Уж получше, чем ты.
— У тебя однобокое представление…
— Ладно, — сказала она. — Сейчас я кое-что расскажу тебе про Пита, но это большой секрет и ты не должен больше никому об этом рассказывать. Понял?
— Конечно.
— Так вот. Эпилепсия у Пита с раннего детства. У него случаются припадки, они бывают разные. Если припадок лёгкий, он просто смотрит в одну точку и как бы на время полностью погружается в себя. Но ещё с ним бывают тяжёлые припадки, вроде того, который случился в школе. Он принимает сильные лекарства, чтобы они повторялись как можно реже. До сих пор ему везло, раньше с ним в школе припадков не случалось. До того случая.
— Ох, — сказал я. — Я не знал…
Она покачала головой.
— Дело в том… дело в том, что из-за эпилепсии Пит так себя и вёл. Потому что он дико трусил. Боялся, что, если припадок случится в школе, его сразу начнут гнобить. Потому и строил из себя крутого. А для этого пришлось окружить себя злобными идиотами. Всё от страха… Всё потому, что он трусил.
Мне показалось, что это похоже на правду. Теперь многое про него стало понятно. Но некоторых вещей я простить не мог.