Ежели что-то сделаешь грубо, девица тебе больше не даст. Начинающие нередко совершают две ошибки. Первая: сами срывают трусики, — нужно обязательно уговорить девушку, чтоб сняла сама, тогда не обвинят в насилии, тогда по согласию.
Вторая ошибка: вводят член в неправильный канал, который рядом. Опытная девица не растеряется и поправляет шёпотом: «Куда суёшь, ведь жопа там!» Неопытная подумает, что так и надо, а начинающий вообще не поймёт, где бушевал его член; потом ему объяснят, он отведает правильный канал, сравнит и… О боже мой, даже думать не хочу, что дальше.
Очередная абитуриентка, покраснев и потупив глазки, заявила:
— Учитель, Натка и Светка хвастались, что вы укладывали их поперёк кровати на живот и ласкали сзади, но у меня королёк, а не сиповка, мне удобнее на спине, и я люблю смотреть в лицо, как оно меняется, особенно в конце, — это меня сильно колбасит, и я чаще кончаю.
— Да за ради бога, без вопросов, но правила одинаковы для всех: трусы и юбку снимаешь сама, ложишься поперёк кровати. Ваши прелестные ножки забросьте мне на
плечи,блузку и лифчик можно не снимать. У тебя какой размер?
Ого! Буду держаться за твои габаритные груди через блузку, от такого размера могу ослепнуть.
Почему такой цинизм у нашего героя Н. в отношении наивных абитуриенток и нежелание учиться? Отчасти его испортил первый урок интима. Поэтому пора приступить к рассказу о его первом уроке.
<p>
</p>
Школяр и училка
<p>
</p>
На фото: г. Кулебаки, моя первая учительница («Подходи, школяр, будем заучивать письмо Татьяны. А потом?. . ЭТО?
<p>
</p>
Это уж как получится... справишся с моими бедрами- и воля Неба- я твоя)
<p>
</p>
— В школе, — начал свой рассказ Н., — мы проходили письмо Татьяны. Надо наизусть, а мне никак не удавалось так много запомнить.
Учительница по литературе строга, пучок волос туго замотан сзади, строгие очки, отрешённое лицо, кофта на всех пуговицах, грудь не выступает, юбка ниже колен; разве что крутые бёдра было скрыть невозможно, да не понимал я ещё, в чём их прелесть, лишь позже мне объяснили, что баб с такими бёдрами мужики считают более е…учими (не путать со слабыми «на передок»).
Я ещё не интересовался слабым полом и недоумевал, чего это Татьяна так разволновалась. Учительница помучилась со мной, бестолочью, и предложила: зайдёшь ко мне после уроков вечером домой — научу запоминать тексты. Пришёл, сели на сложенный диван с учебниками, я бубню злосчастное письмо.
Если я запинаюсь, она подсказывает очередную строчку, дошли до строчки: «То воля неба, я твоя». Неожиданно на этой строчке её голос изменился и задрожал. Тут она как-то заёрзала на диване, непонятно задышала, юбка неожиданно задралась — и обнажились ослепительные ляжки.
Мой «дружок» вдруг напрягся, сделал стойку и выскочил из ширинки. Я покраснел, сгорая от стыда: «Ну всё, — мелькнула мысль, — сейчас выгонит меня вон с позором: чего это ты, мол, себе позволяешь, как ты себя ведёшь в гостях?»
Но её глаза вдруг заволоклись, устремились вдаль, она вроде бы отводила взгляд, чтобы не рассматривать моё достоинство в упор и одновременно искоса оценивала его.
Через мгновение одной рукой она сбросила юбку — а там ничего! — а другой нежно подхватила моего «дружка» и, спасая от напряжения, вставила куда-то между ног, где он ещё не бывал.
Там оказалось необычайно тепло, уютно, приятно и комфортно, а она начала ритмично прижиматься и отжиматься от меня, увлекая меня повторять то же.
«Дружок», однако, быстро обмяк, успокоился и выскользнул оттуда. Молча сели пить чай, я боялся поднять на неё глаза и думал: «Всё вроде случилось, пора благодарить за чай и прощаться, пока не выгнали со скандалом».
Я поднялся и осмелился на неё посмотреть. О боже, она сидела за столом и всё ещё была без юбки, и мой взгляд невольно упирается в её промежность, голые ляжки плотно сжаты.
И о чудо — мой «дружок» снова делает стойку, и застёгнутая ширинка сильно оттопырилась. Она отодвинула бокал с чаем, взглянула на мою ширинку, ляжки её стали медленно раздвигаться, и она одарила меня таким взглядом, о значении которого я узнал позже: «Я согласна».
А я, не понимая, что делать дальше, ткнулся лицом ей в ляжки, припав перед ней на колени: мол, прости, не ожидал, думал, на этом всё. И неожиданно начал целовать её между ног, в промежность.
Это уж позже я узнал, что женщинам нравится, когда их целуют везде. Мы оба заговорщицки молчим и, не сговариваясь, снова перемещаемся к дивану; она нажимает какой-то рычажок, и диван превращается в кровать. Я уже хотел повалить её, как положено, вдоль, но она опередила мою мысль, улеглась на спину поперёк дивана, подушку вместо головы положила под попу (потом я узнал: попа должна быть выше головы, чтоб оси х…я и кунки совпадали и подушка пружинила при подмахивании), задрала ноги — они оказались у меня на плечах — и стала потихоньку качать пресс, заранее имитируя подмахивание. Открылся чудесный вид.
Но я не понял, зачем всё это; я полагал, что нужно лечь вдоль и вытянуть ноги. «Дружок» рвётся снова туда, где только что был, где ему было хорошо, но очень мало.