стол, создавая встречное подмахивание, насаживаю свою кунку на его член, желая поглубже его заполучить, поскольку Петя стоит, а я лежу перед ним. Я наезжаю своей попой на его член, когда он выходит и меня, Петя делает встречное движение, мы плотно схлопываемся, и я скольжу назад — получается своеобразное подмахивание.
Конечно, халатик мой полностью распахнут, и я вся перед ним голая, а он ухватил мои полные груди крепкими руками, его член во мне, его живот прилип к моей попе, и мы слились в одно целое, полностью, всей кожей чувствуем друг друга. Однако е…ать бабу на столе — дело скользкое: при толчке Петин живот упирается в край стола, а я скольжу дальше. Поняв это, Петя выпускает из рук мои сиськи и хватает за ляжки, начинает нанизывать, насаживать мою попу на свой член, сам себе подмахивает; тогда и я кладу руки на его плечи и думаю: «Батюшки, да он же дрочит свой х…й моей п…дой. Такую позицию мужики называют «е…льный станок».
И одновременно с закрытыми глазами и счастливым раскрасневшимся лицом, как бы в забытьи, тихонько протестую:
— Что мы с тобой, Петенька, делаем? Это же неправильно, я же не твоя женщина, остановись, прекрати, не вздумай влить в меня свою силу. Ой-ой-о-о-о, какой же ты сильный! Нам надо успеть до прихода дочки, но и торопиться не будем, мы ей ничего не скажем об этом, мы оба не совладали с постыдным желанием, и теперь я твоя и хочу почувствовать тебя до конца. Не части, пореже, давай ещё, не вздумай влить в меня свою силу, да нет, впрыскивай, но попозже, не торопи последнее содрогание, а пока е…и, ещё е…и, ещё чуть — и я вся задрожу от экстаза, заору от сладострастия. Ой, что же я говорю? Или только думаю...
Так закончился мой протест, не начавшись, скорее мысленный, а может, отдельные слова были шёпотом. Потому что в этой ситуации страсть сильнее рассудка и остановиться у нас обоих уже не было ни сил, ни желания. «Рассудок что ж, рассудок уж молчал…» Замолчала и я. А Петя так увлечённо и азартно двигал свою елду в моём влагалище (туда, сюда, обратно, тебе и мне приятно), что не проронил ни слова и пропустил мой протест мимо ушей (как говорится, попала в клещи, так не верещи).
Всё помогало нам в этом постыдном деле. Я, бесстыжая и развратная, оказалась на столе на спине, моя промежность оказалась вровень с кромкой стола, ноги мои сами раздвинулись, хотя рассудок был против, и задрались вверх, тоже вопреки рассудку, и получается, я вопреки рассудку открыла прямой путь мужскому органу в моё сокровище, сама приняла правильную позу.
У меня давно не было мужчины, в этом случае я становлюсь как девочка, бабы говорят: кунка «зарастает». Я умею управлять своей мандой, уменьшаю щель, и у мужика возникает иллюзия, что он ломает целку. А Петюня пользовал меня стоя: ему не пришлось становиться на цыпочки или присесть, чтобы достать моё входное отверстие, оно оказалось точно по оси его достоинства, да и толщина и длина его точно соответствовали моим параметрам, — и я погрузилась в нирвану, оказалась на облаках, сладкая истома разлилась по всему телу, и больше я не проронила ни слова, лишь бы подольше испытывать это райское блаженство.
А его елда летала в моём влагалище без устали, головка его члена приятно щекотала, заставляя меня то стонать, то кричать от восторга. Льщу себя надеждой, судя по азарту, я была его первой женщиной; я сделала его мужчиной и показала ему, какое это сладкое дело — совокупляться с
желанной женщиной для желанного мужчины, когда это чистое соитие, без последствий и обязательств. Это тебе, Петя, не супружеский долг исполнять, там будет казёнщина, а тут свободный полёт.
Я полагала, что у нас был разовый, спонтанный, случайный интим, больше не повторится, женится на юной Дуняше, почувствует юное тело, на меня больше не взглянет.
И ошиблась. Предстояло жить втроём в одном доме. Оказалось, что первая женщина закрепилась в подсознании Пети, и его член реагировал на меня сам собой. Стоило мне качнуть бедром, оголить плечико или чуть одну сиську, чуть приподнять подол, потрогать груди, похлопать по ляжкам, начать расстёгивать пуговки — и готово, член уже сам собой оказывается во мне, в проверенном месте, и начинает свои движения.
Но это потом, уже после женитьбы на Дуне, когда Петя пришёл к нам в дом, к юной жене. А пока… Я кончила дважды, а на третий мы кончили одновременно, и он впрыснул в меня всю свою нерастраченную молодую силу, а я перед этим обеспечила необходимую смазку, что говорит о полной гармонии, чего ранее не было ни разу с другими мужчинами-ровесниками.
И всё же, закончив, Петя застыдился, понял, что натворил, и убежал без слов. Я полежала немного на столе, отдышалась, всё ещё не открывая глаз, не почувствовала никакого стыда — не в чем мне каяться, всё по воле неба. Я оценила его силу и его елду: подходит для Дуни, не будет она налево ходить. Встала, поправила халат и встретила Дунечку:
— Твой Петя приходил, замуж тебя звал. Если ты не против, я благословляю.
— Да не против я, но уж больно он робкий, я его и так, и этак обольщаю, а он ни в какую: до свадьбы ни-ни. А вдруг и после свадьбы ни-ни?
— Да не беспокойся, глупышка, я по глазам вижу, кто может, а кто нет. Хочет он тебя и может.
Вот так неожиданно случилось моё падение, и я стала заниматься запретным интимом. Ещё вчера я воспринимала его как юношу, будущего зятя, и в мыслях не было ему отдаться. Считала, что мне подходят только партнёры постарше — 40–50, даже 60 лет, но никак не 20. Да и он смотрел на меня почтительно: будущая тёща, надо уважать, никаких вольных мыслей, сама скромность. Что на нас нашло и мы оба слетели с катушек — объяснить не могу; хотя как сказать: если рядом с тобой мужчина и ты его хочешь, то неосознанно начинаешь делать женские штучки. Увидев, что он повёлся, дальше всё происходит само собой и противиться природе невозможно.