- Тебе нужно пустить кровь, Парис, ты весь пылаешь,- предложил де Маньян, рассматривая друга.
- Тогда пошлите за Феррюссаком, он это сделает с большим рвением. - Друзья мои, я провел бурную юность, я не раз рисковал жизнью, я воевал в армии Конде, взял всего лишь с одной ротой Кастр, дрался до последнего в кабаке этого города, укладывая баррикаду из трупов, но нигде я не чувствовал себя так плохо, как здесь, дома! Почему? Почему дома на меня обрушились все эти страдания? Сначала погиб брат, потом я похоронил мать, затем... мне пришлось оставить мою любимую, мою Марию, потом я получил от нее письмо, где говорится, что она сведет счеты с жизнью. Теперь отец! Всю жизнь мы жили с ним, я не знал любви матери, отец заменял мне ее. За что я так страдаю?
Де Маньян потупил взор, но старший из тройки де Круазе, осмелился сказать:- Мы редко задумываемся над тем, что делаем и творим, не замечая греховности. Иногда нам везет, но иногда судьба наказывает нас, и мы спрашиваем небо: за что?- не ведая преступлений. Сколько раз вы, Парис, дрались на дуэлях?
- Восемнадцать, а что?
- А сколько женских сердец вы разбили?
- Не считал,- помрачнев, ответил виконт.- Вы правы, Жорж, я совершил много плохого в жизни. Мне чертовски везло! И с женщинами и на войне, в политических интригах и в любви. Я питался изо всех кормушек. Что мне теперь делать, кто скажет?
- Сходи в церковь, исповедуйся,- предложил де Маньян.
- В церковь? Мне посредники не нужны.
- Позови жену,- сказал Жорж.- Она красавица, она излечит тебя от хандры.
- Видеть ее не могу!
- Как же так, Парис?- удивился де Маньян, сев на стул.- Твоя жена самая красивая женщина на свете!
- Вот поэтому и не могу. Камила заслуживает лучшего. Лучшей доли. Зачем ей горемыка муж, который, обнимая ночью жену, будет бормотать: Мария! Пусть лучше Феррюссак утешит ее. Он ее любит по-настоящему. А наш брак это всего лишь формальность.
- О чем ты говоришь? Ты спятил!- де Маньян вскочил со стула.
- Ты только сейчас заметил? Я давно спятил! Давно, понимаешь? Как только я влюбился в Марию, я потерял голову! Эх, друзья, сейчас бы завалиться в какой-нибудь кабачок, выпить, закусить, завести амурные разговоры с тамошними девками! Зачем я променял мою разгульную жизнь на спокойную?!
- Вы не в себе,- испугался де Маньян.
- Возможно, вы правы. Слишком много на меня свалилось за последние десять месяцев. Вы погостите еще у меня, друзья?
Жорж с любовью посмотрел на друга и сказал:- Жан скучает. Я не могу оставаться здесь больше двух дней.
- А я должен ехать в армию маршала де Лафорса. Меня повысили в звании. Я стал капитаном. Отпуск мой, к сожалению, закончился. Послезавтра я уезжаю.
- Значит, завтра вы еще будете со мной, друзья?- обрадовался Парис.
- Конечно!- подтвердил де Маньян.
- Отлично! А теперь оставьте меня ненадолго, мне нужно побыть одному. Да и прикажите слугам внести тело моего отца в его спальню. Будьте любезны.
- Не волнуйтесь, дорогой друг,- сказал де Круазе, выходя. Друзья оставили виконта наедине с его мыслями, его чувствами и его горем. Как только закрылась дверь, виконт откинулся на подушки и заплакал. Он стеснялся плакать на людях, особенно при друзьях, но, оставаясь один на один с горем, он мог себе позволить излить немного горечи.
Глава 22. Обида виконта де Валье.
Отца Париса, графа Эдмона де Валье похоронили в подземелье замка Валье в фамильном склепе рядом с гробом его законной супруги. На похороны съехалось полпровинции. Был здесь также и барон де Менвиль, но без жены и дочки, пожелавших остаться дома. Парис был мрачен и грустен как никогда. На следующий день его друзья покинули Валье, разлетевшись, кто куда. Жорж уехал с Кетти в родную Пикардию, а де Маньян - в Авиньон, где стояла лагерем армия Лафорса. Парис остался один. Один за другим его замок покидали гости, отдавая дань скорби графу де Валье. Последним уезжал барон де Менвиль. Парис решил проводить друга своего отца. Когда еще барон садился в карету, Парис спросил:
- Как себя чувствует виконтесса де Валье? Не скучно ей без мужа?
- Нет, мой друг. Камила не скучает. Приемы, танцы, игры. Нет, сударь, таким красавицам, как моя дочь скучать не приходится. Пошел!