Знаю, дорогая, — ответила Мэри Грейсон, — но ведь тебе известно, как твой отчим ревнует меня ко всем окружающим.
Но вы ведь все равно остаетесь моей матушкой! — возразила Донелла. — Я же была у вас раньше него!
Мэри Грейсон негромко рассмеялась, однако в ее взгляде читалась нежность.
Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, драгоценная моя, — ответила она, — но я должна поступать так, как велит твой отчим. Твое образование стоило ему немалых денег, так что ты должна выказать свою благодарность.
Я благодарна, — заметила Донелла, — но в Лондоне я хоть бывала дома по выходным. А теперь мой приемный папаша хочет, чтобы я полтора года сидела во Флоренции и совсем тебя не видела.
Ее голос дрогнул, и леди Грейсон крепко обняла дочь.
Когда ты вырастешь, все изменится, — пообещала она. — У тебя будут собственные друзья — такие, каких я всегда для тебя желала, — а твой отчим пообещал дать в твою честь по балу в Лондоне и в провинции.
Но… это ведь совсем не то, что быть рядом с вами, — всхлипнула Донелла.
Леди Грейсон не открыла ей всех своих мыслей. Она была уверена, что к тому времени, как Донелла вернется в Англию, сэр Маркус уже не будет так ревниво относиться к собственной жене.
Полтора года во Флоренции ползли медленно.
И все же Донелла была достаточно сообразительна, чтобы понять, что второй такой возможности ей уже не представится. Сэр Маркус очень щедро оплачивал ее дополнительные занятия, и потому она смогла изучить множество языков, которые внесла в свое расписание помимо танцев и верховой езды.
Кроме того, Донелле нравилось общаться с девушками разных национальностей. От них она узнавала о других странах не меньше, чем могла бы вычитать из книг.
Когда же наконец на Пасху Донелла вернулась в Англию, ей как раз исполнилось восемнадцать.
Сама того не осознавая, она получила гораздо лучшее образование, чем большинство английских девушек. От отца она унаследовала ум и любовь к приключениям. За время, проведенное за границей, она выросла и стала еще красивее, чем была до отъезда.
Теперь с ее точеного маленького личика смотрели огромные зеленые с золотом глаза, а светлые кудрявые волосы ярко блестели. Все это весьма ценилось во Флоренции, однако совсем не походило на английский тип красоты.
Дорогая моя, да ты стала настоящей красавицей! — воскликнула леди Грейсон. — О, как бы я хотела, чтобы тебя видел твой отец!
Он решил бы, что я очень похожа на вас, маменька, — ответила Донелла.
Нет, у тебя волосы красивее моих, да и глаза зеленее, — возразила леди Грейсон, — и все же с тех пор, как твой отец увидел меня, он не посмотрел больше ни на одну женщину.
Она произнесла это со слезами в голосе, потому что даже после стольких лет не могла говорить о своем первом муже, не борясь с желанием расплакаться. Иногда она целыми ночами лежала без сна, думая о нем и мечтая, чтобы время летело как можно быстрее, чтобы она смогла снова соединиться с капитаном Колвином.
Впрочем, одергивала себя леди Грейсон, она неблагодарна. Сэр Маркус души не чаял в жене и очень гордился ею. Ее шкатулка ломилась от драгоценностей, которыми он осыпал леди Грейсон. Если сэру Маркусу приходилось ехать в Лондон без жены, то он обязательно привозил ей оттуда новую бриллиантовую брошь, кольцо или ожерелье.
Ты слишком балуешь меня! — упрекала леди мужа. — Как я смогу отблагодарить тебя?
Все, что мне нужно, — это твоя любовь, — сердито отзывался сэр Маркус. — Но только вся целиком. Я ревную к каждой твоей мысли, к каждому вздоху!
Леди знала о подозрениях сэра Маркуса насчет того, что она все еще горюет по своему первому мужу, и старалась никогда не упоминать о нем.
Даже с Донеллой она не говорила об Энгусе Колвине в присутствии сэра Маркуса.
И все же и она, и дочь прекрасно понимали, что он и тут находил повод для ревности. Он сожалел о каждом миге, который его жена проводила со своей дочерью.
Сэр Маркус все еще был щедр с Донеллой, однако Мэри Грейсон знала, что про себя он прикидывает, как скоро ему удастся выдать дочь замуж, чтобы освободиться от нее.
И вот теперь, поднимаясь в кабинет, Донелла пыталась понять, что она сделала такого, что рассердило ее отчима.
Накануне вечером они ужинали всей семьей. Не желая мешать разговору сэра Маркуса с женой, Донелла села за пианино. Играла она замечательно.
В школе девочки несколько раз в год устраивали конкурс песен, популярных у них дома. Француженки всегда выигрывали соревнование, потому что привезенные ими из Парижа песенки были очень веселыми и беззаботными. Песни немецких девочек звучали слишком серьезно, и только итальянки иногда догоняли француженок. Донелла же оставалась далеко позади всех. Наконец она написала матери и попросила прислать слова и ноты нескольких песен, популярных в то время в Англии.
Леди Грейсон отнеслась к просьбе дочери очень серьезно. Она разыскала песни, которые пелись в лондонских мюзик-холлах — новомодных заведениях, бывших ресторанах, где люди могли поесть и выпить. Во время еды их развлекали всевозможными эстрадными номерами, в которых выступали акробаты, комедианты и музыканты, профессионалы и любители.
Когда певец приобретал популярность, его песню начинали насвистывать и петь на улицах, а в мюзик-холлах публика приветствовала эти песни аплодисментами и подпевала.
Как раз такой и была песня «Чарли из Шампани» — ее насвистывал каждый мальчишка-посыльный.
Другая песня называлась «Франт Гилберт». Песни, подобные этим, леди Грейсон и послала дочери во Флоренцию. Их ритмичная музыка уже завоевала Лондон и вскоре была подхвачена самыми аристократичными ученицами «Высшей школы».
Впервые англичанки выиграли состязание.
«Может быть, отчим решил, что вчера я играла слишком фривольные вещицы, — подумала Донелла, приближаясь к двери кабинета. — Сегодня вечером я буду играть только классику».
Она вошла в кабинет и обнаружила сэра Маркуса не за столом, как ожидала, а у окна.
Отчим Донеллы был высок и красив, однако красота эта была совсем другого рода, нежели красота отца девушки. И все же внешность у него была выдающаяся.
Мне сказали, что вы хотите видеть меня, папенька, — довольно робко произнесла Донелла.
Сэр Маркус обернулся, и девушка к своему облегчению увидела, что он улыбается.
Ты хорошо прокатилась, Донелла? — спросил он.
О да, великолепно! — ответила девушка. — Ваши лошади просто замечательны. Какое удовольствие на них ездить!
Сэр Маркус подошел к камину и встал к нему спиной.
Хоть апрельское солнце и светило вовсю, погода все еще стояла прохладная, и в большом доме с огромными комнатами и высокими потолками немудрено было продрогнуть. Поэтому по утрам слуги первым делом разжигали огонь во всех каминах. Сядь, Донелла, — сказал сэр Маркус. — Я хочу поговорить с тобой.
О чем, папенька? — спросила Донелла. — Надеюсь, я ничего не натворила?
Нет-нет, ты просто очень везучая девушка, — ответил сэр Маркус.
Донелла вопросительно посмотрела на него.
Потому что у меня есть возможность кататься на ваших великолепных лошадях?
Нет, из-за кое-чего поважнее, — ответил отчим.
Донелла ждала объяснений, гадая, что бы это могло быть.
После короткой паузы, во время которой сэр Маркус, казалось, подбирал подходящие слова, он произнес:
Лорд Уолтингем навестил меня этим утром по дороге в Лондон, и мы с ним долго говорили.
Донелла попыталась догадаться, как это связано с ней.
Лорд Уолтингем был близким другом ее отчима и к тому же весьма уважаемым человеком. Он занимал высокую должность в суде и представлял королеву в должности лейтенанта ополчения Хертфордшира. К тому же он был очень богат и происходил из знатной семьи, а Донелла знала, что это производило большое впечатление на сэра Маркуса.
Ее отчим невероятно гордился своими предками, однако предка лорда Уолтингема сделала пэром еще Елизавета I. На протяжении столетий члены его семьи верно служили нации и были вознаграждены за свои труды.