Тогда дон Альварфаньес стал решительно и горячо доказывать, что это коровы. И спорили они до тех пор, пока снова не подъехала донья Васкуньяна. Они рассказали ей, о чем был спор их, и хотя она видела, что племянник говорит правду, она никак не могла поверить, чтобы дон Альварфаньес ошибался. И она принялась всячески доказывать, что дон Альварфаньес прав, и делала это так хорошо и убедительно, что племянник и все прочие подумали, что разум и зрение их обманывают, что дон Альварфаньес говорит правду. На этом дело и остановилось. Поехали дон Альварфаньес и племянник дальше, и вот перед ними открылась река, по берегам которой стояло много мельниц. Они стали поить своих коней, и дон Альварфаньес начал говорить, что река течет в ту сторону, где на самом деле был ее исток, что вода на мельнице идет с другой стороны, а не оттуда, откуда шла в действительности. Услышав эти слова дона Альварфаньеса, племянник подумал, что наступает его последний час, что свет разума окончательно померк в нем, что он ошибся и с кобылами и с коровами и что и теперь река течет не туда, куда ему кажется. Однако он не уступил и опять заспорил с дядей. Опять подъехала донья Васкуньяна. Ей рассказали, о чем шел спор. Она ясно видела, что и на этот раз прав племянник, но не поверила своему рассудку и сказала, что правду говорит дон Альварфаньес. И ей удалось привести такие убедительные доводы, что все ей поверили.
С тех пор и стали люди говорить в пословицу, что если муж скажет, что река идет против течения, жена должна поверить и повторить это. Когда племянник дона Альварфаньеса увидел, что донья Васкуньяна всегда умела доказать, что муж ее говорит правду, он сильно смутился и стал думать, что лишился рассудка. Они поехали дальше, и через несколько времени дон Альварфаньес, видя, что племянник огорчился и закручинился, сказал ему: «Теперь я дал вам, дорогой мой, ответ на ваш вопрос. Помните, несколько дней тому назад вы сказали мне, что, по мнению людей, я чересчур уже угождаю своей жене. Так вот, поверьте мне, что все, что было с нами сегодня, я устроил нарочно — я хотел показать вам, кто такая моя жена, хотел убедить, что моя ласка и любовь к ней вполне законны. Я, конечно, с самого начала видел, что перед нами коровы, как вы говорили, а не кобылы. Видела это и донья Васкуньяна, но так как она убеждена, что разум мой ошибаться не может, она решила, что ошибаетесь вы и она, и приняла кобыл за коров. Потому-то она и принялась доказывать всем прочим, что прав я, а не вы. То же было и с табуном кобылиц и с рекою. Поистине говорю вам, что с самого первого дня нашего брака она во всем и всегда угождала мне и, что бы я ни делал, никогда не сердилась.
Она и теперь убеждена, что я поступаю во всем наилучшим образом; в своих же делах и в том, что я ей поручу, она поступает также вполне правильно, всегда соблюдая мою честь и выгоду, всегда показывая людям, что я господин и хозяин, что должны исполняться моя воля, мои желания, что для нее только одна честь и слава — угодить мне и прослыть хорошей и верной женою. И я полагаю, что если бы какой-нибудь мавр, живущий за морем, поступал бы со мною так, я должен был бы любить его и ценить и все делать по его совету. Как же иначе могу я относиться к той, на которой я женат, которая происходит из хорошей фамилии и дарит мне полное счастье? Вот, племянник, вам ответ на ваши слова, когда вы на днях сказали, что у меня есть один недостаток». Когда племянник дона Альварфаньеса выслушал его речи, они ему понравились; он понял, что такую хорошую и умную жену, как донья Васкуньяна, нельзя было не любить и что дядя поступал правильно, когда верил ей, ценил ее и во всем угождал.
Так-то совсем противоположны были жены императора и дона Альварфаньеса. Если ваши братья, сеньор граф Луканор, относятся к своим женам по-разному, если один делает все, что пожелает его жена, а другой поступает наоборот, то к этому есть основание, и, вероятно, жены их ведут себя так, как императрица и донья Васкуньяна. А если это так, то нечего вам и удивляться, глядя на своих братьев, нечего и обвинять их. Если же жены их непохожи на императрицу и донью Васкуньяну, то, вне всякого сомнения, ваших братьев оправдать нельзя. Если один из них старается угодить своей жене, то это хорошо, однако и он не должен переступать за предел разума. Если человек из-за великой любви к жене все время захочет оставаться с нею, перестанет заниматься своими делами, посещать свои земли, забудет о своей чести и славе, то, конечно, он очень ошибается, — государственных дел и чести своей забывать нельзя: кто это делает, поступает неправильно. Но если не считать этого, то во всем прочем нужно жене верить, быть ласковым с нею и угождать ей. И хорошо, если человек так поступает. Точно так же необходимо стараться, как бы не огорчить и не обидеть жену понапрасну, особенно там, где в этой обиде лежит великий грех.