— Дадим! — заголосили слепцы, подхватили упиравшегося Шютца и толпой вывалили из дома.
— Андреас, Килькель, останьтесь здесь и следите, чтоб хозяин не сбежал, — прибавил Гюнт, выходя с остальными из избы.
Ганс непрерывно крестился, шептал молитвы и с надеждой смотрел на окна, за которыми реял слабый свет зари. Ему почему-то казалось, что утро должно развеять колдовские чары. Во всяком случае, при свете дня слепцы уже не должны казаться такими страшными…
Со двора доносились голоса слепцов, среди которых выделялся пронзительный писк коротышки Шютца. Наконец жуткие создания снова ввалились в избу и сразу направились к связанному писарю. Почуяв свою смерть, Герштеккер побагровел, застонал, задёргался.
Килькель вытащил из кармана игральные кости.
— Разыгрываем голову, — деловито сказал он. — Кому нужна новая голова?
— Мне! Я не менял свою семьдесят лет, с неё слезает кожа!
— А я свою — сто двадцать! В ней не осталось ни одного зуба и ввалился нос, как у мертвеца!
— К чему эти вопросы, Килькель? — рявкнул Руди. — Новая голова нужна четверым из нас! Бросай скорее кости!
Шатаясь и постанывая, в дом ввалился Шютц. Его тело в нижней части было уродливо раздуто — всё-таки жена Ганса была женщиной весьма тучной. При маленькой голове, узкой впалой груди и тонких ручках, полный живот делал Шютца похожим на чудовищного карлика. Его слабые ножки подогнулись, когда он встал на них, и еле удержали пухлый живот.
— А вот и Шютц, любитель выпивки! — завопил Зиберт, услышав его шаги. — Пощупайте его, каким он стал аппетитным, каким сочным и мягким!
— И впрямь! — заржал Гюнт, хватая Шютца волосатой ручищей остенвальдского бочара. — Слушай, Шютц, а ты, случаем, не беременный?
Его шутка была встречена взрывом хохота. Рука Гюнта проникла между толстыми женскими бёдрами и нащупала волосатую ложбинку, от прикосновения к которой лицо Гюнта расплылось в ухмылке.
— Ляжешь под меня, милашка, — проревел он. — Может, хоть на что-то ты сгодишься…
— Начинай первым, Гюнт, — пуская от вожделения слюну, прохрипел Зиберт. — А я после тебя!
Ганс, вытаращив глаза, смотрел, как один слепой повалил другого на пол и схватился за его толстые ягодицы. Он сразу узнал эти ягодицы, узнал и дебелый живот, на котором темнели два родимых пятна…
— Лизхен! — провопил он исступлённо. — Лизхен! Лизхен!..
— Кричи, кричи, — Зиберт на миг обернулся в его сторону. — Мы и твою задницу себе заберём…
Обезумевший Ганс повторял имя жены, глядя, как Гюнт обхватил ручищей свой внушительных размеров член, принадлежавший то ли остенвальдскому бочару, то ли несчастному Алоизу, то ли ещё кому-то, и, наклонившись над Шютцем, шире раздвинул его толстые бёдра…
— Лизхен, Лизхен, — доносилось с чердака, но на эти крики уже никто не обращал внимание.
Слепцы столпились вокруг Гюнта и Шютца, с жадным любопытством тянули к ним руки, касались пальцами влажного влагалища Шютца и твёрдого члена Гюнта.
Гюнт не спеша, со смачным хряком, ввёл свой уд в вожделенную расселину и задвигался всем телом.
— Кончил? Ещё нет? — Зиберт чутко прислушивался к его участившемуся дыханию. — Ну, хватит с тебя, дай другим…
— А-а-а-а… — застонал наконец Гюнт и судорожно задёргался.
Он отвалился от Шютца и, отдуваясь, растянулся рядом на полу.
Его место на бывшем хозяйкином животе занял Зиберт. Первым делом он закатил хнычущему Шютцу оплеуху.
— Вот тебе, получи! — прорычал он. — На всю жизнь запомнишь тот стаканчик, который отшиб у тебя память… Ну, шире ноги, фройляйн Шютц!
Ганс, метавшийся по чердаку, едва не вывалился в люк. Лишь в самый последний момент он схватился за его края и отпрянул от отверстия. «Лизхен, Лизхен…» — повторял он.
— Мы развлекаемся, забыв, что скоро рассвет, — раздался гнусавый голос Андреаса. — Этак мы можем не успеть разделать второй труп! Давайте-ка лучше бросать кости. Перво-наперво разыграем правую руку…
Писарь снова заизвивался и застонал, но его быстро угомонили несколькими увесистыми ударами палкой. По полу со стуком покатились кости.
Внезапно на заднем дворе прокричал петух. Слепцы замерли.
— Я так и знал, — прошептал Андреас.
— Заклинания больше не действуют! — проговорил Руди.
— Вы слишком долго возились с этим дураком Шютцем и потеряли драгоценное время, — раздражённо сказал Гюнт. — Давай, Зиберт, продолжай скачку, коли начал, и по-быстрому уберёмся отсюда.
— Хорошо бы сначала обыскать дом, может, здесь золотишко припрятано, — сказал Николаус и двинулся вдоль стены, ощупывая руками все попадавшиеся ему предметы.