И Мелисинда, с застывшей на лице усмешкой, быстро прошла в опочивальню, где высилась кровать с занавесями и балдахином, и взяла с неё одну из подушек. "Прощай, Аурелия, - проговорила она мысленно. - Меня ждёт брачное ложе с Вивенцио, а тебя - трупные черви!"
Вернувшись с подушкой в комнату, где на полу оставалась лежать несчастная Аурелия, она изумилась тому, что все свечи здесь были потушены, окно распахнуто и по комнате гулял ветер, колыхая тяжёлые занавеси. С шумным хлопаньем крыльев порхнула ворона и уселась на сундук.
Бильда... - вымолвила Мелисинда. - Ты здесь?...
Ворона тотчас обернулась колдуньей, деловито прошлась по комнате, остановилась возле простёртой Аурелии, оглядела её, а потом уставилась на Мелисинду.
Теперь довольна? - прокаркала она. - Ты стала Аурелией, наследницей рода фон Ашенбах, которую обожает молодой герцог!
Я твоя покорная раба, Бильда, - с замиранием произнесла Мелисинда, вставая перед ней на колени. - Не знаю, как отплатить тебе за эту услугу. Требуй от меня всё, что хочешь.
Что мне требовать от вас, людей, - проворчала ведьма, кутаясь в свой дырявый плащ, - я и так получаю от вас всё, что мне нужно... Ты задумала убить её, ведь так?
Мелисинда опустила взгляд на подушку, которую держала в руках.
Да, достопочтенная Бильда. Я хочу навсегда избавиться от девчонки, а заодно и от этого уродливого тела, которое мне ненавистно.
Не торопись, старое тело тебе ещё понадобится.
Мелисинда ужаснулась.
Значит, Аурелией я стала не навсегда? - Она в смятении отпрянула. - Мне предстоит расстаться с этим прекрасным телом? Нет, я не перенесу этого! Я лучше наложу на себя руки, чем вернусь в постылую плоть!
До сих пор ты выполняла все мои условия, - сурово заговорила ведьма, - и сейчас выполнишь одно, самое последнее, после которого эта молодая плоть навсегда останется при тебе.
Какое условие? - проговорила напуганная графиня.
Иди к Вивенцио, который уже ждёт тебя на брачном ложе, и упейся его ласками, но смотри: как только надвратный колокол начнёт бить полночь, ты покинешь мужа и придёшь в эту комнату. После третьего удара колокола твоё прежнее тело вернётся к тебе!
О нет, Бильда! - воскликнула графиня.
Ты пробудешь в нём недолго - до первых петухов, а затем вновь вернёшься в тело Аурелии, на этот раз навсегда, - ответила ведьма. - Тебе придётся потерпеть эти короткие часы, если ты действительно хочешь обладать Вивенцио.
Я всё поняла, Бильда, - Мелисинда покорно наклонила голову.
По-моему, это лёгкое условие, - сказала ведьма, - и уж оно-то не должно доставить тебе затруднений. Как только прокричат первые петухи, ты вернёшься в тело Аурелии, на этот раз окончательно, а с девчонкой в старушечьей плоти ты сможешь сделать всё, что захочешь.
Я задушу её, - прошептала Мелисинда.
Она приблизилась к Аурелии и вгляделась в неё. Похоже, старая плоть была в глубоком обмороке, но не исключалось, что Аурелия слышала их с Бильдой разговор.
Не беспокойся, она в обмороке, - заверила её ведьма, как будто прочитав её мысли. - Помни, что я тебе сказала. Сегодняшняя ночь будет ночью твоего терпения и величайшего торжества. Пережди её, и ты обретешь молодость Аурелии и любовь Вивенцио!
С этими словами она растаяла в воздухе, а трепещущая Мелисинда побежала в опочивальню.
При её появлении Вивенцио привстал на ложе. Свечи, горевшие в изголовье, озаряли его стройное загорелое тело, тёмные волосы и прекрасное лицо с пылающими страстью глазами, устремлёнными на возлюбленную. Вид Аурелии его удивил. Никогда ещё девушка не выглядела такой взволнованной. Глаза её лихорадочно блестели, грудь бурно вздымалась. Она торопливо скинула с себя платье и, оставшись обнажённой, помешкала, оглядывая своё тело, словно видела его впервые в жизни.
Аурелия, иди же ко мне, - позвал её Вивенцио и окончательно сбросил с себя одеяло, демонстрируя молодой жене своего нетерпеливо вздрагивающего в предвкушении скачки жеребца.
Мелисинда вся запылала, увидев его, и со стоном страсти кинулась в объятия любимого. Жар её неистового восторга передался и молодому мужу, стократно усилив его пыл.
О Вивенцио, как я люблю тебя! - шептала Мелисинда, горячими поцелуями покрывая его грудь и плечи. - Как я ждала этой блаженной минуты! Войди же в меня, дай насладиться любовью, продли, продли минуты восторга, ведь они так скоротечны в нашей жизни!
Милая Аурелия, только сейчас, в эти упоительны мгновения, я постиг всю безграничность твоей любви ко мне, - отвечал юноша, - и поверь, что и моя любовь так же сильна и глубока!
Ты мой навсегда, Вивенцио!
А ты моя... О, как я счастлив!
Его руки нежно скользили по её телу, и Мелисинда, тая от страстной неги, не могла удержаться, чтоб не коснуться рукой твёрдого и тугого интимного органа возлюбленного. Ощутив прикосновение нежных пальчиков, Вивенцио не в силах был совладать со своей страстью: семя выплеснулось раньше времени, забрызгав простыни и руки любимой... Мелисинда весело рассмеялась: нетерпение возлюбленного позабавило её. Её ласки и поцелуи стали жарче; Вивенцио отвечал с не меньшим пылом. В голове Мелисинды затуманилось, когда её молодой любовник, вновь собравшись с силами, ввёл в её заветную щель свой окрепший орган. Графиню пронзила боль, какую испытывает девушка в минуту первой близости с мужчиной, и стон, невольно сорвавшийся с её губ, был одинаково сладок и ей, и Вивенцио. Но после первого непроизвольного оргазма второй всё никак не наступал. Молодой наездник энергично гарцевал на своей юной кобылке, пытаясь вызвать его, и в увлечении оба забыли обо всём на свете. Мелисинда едва расслышала удары колокола, долетавшие через полураскрытое окно. Разгорячённая, уже начинавшая содрогаться в порыве охватившего её экстаза, она не обратила внимание на эти роковые звуки, тем более Вивенцио ускорил темп скачки - оргазм был близок, оба тяжело дышали, в глазах плыло, Мелисинда стонала и выгибалась всем телом в объятиях возлюбленного... Последний удар колокола, прозвучавший в ночи, слился с криком удовлетворения, который испустил Вивенцио - он, наконец, снова разрешился семенем! В эту блаженнейшую минуту его объятия были особенно крепки, и чем туже он сжимал Мелисинду и чем сильнее содрогался, тем слаще, тем упоительней ей было. Они заканчивали любовное соитие одновременно, являя собой как бы одно существо. Истосковавшаяся по любви Мелисинда с особенной жадностью впитывала в себя эти мгновения страсти, прижимаясь к возлюбленному, дрожью отзываясь на его дрожь. Отзвук последнего удара колокола, долетевший до её сознания, заставил её оледенеть: ей вспомнились слова ведьмы. Сердце её сдавило металлическим обручем. Она сделала движение встать, но было поздно: в комнате полыхнуло синее пламя, и в объятиях Вивенцио оказалась не его молодая жена, а мачеха с густо набелённым, изуродованным язвами лицом!
Свершилось то, о чём предупреждала колдунья: в полночь Мелисинда и Аурелия получили обратно свои настоящие тела.
Очнувшаяся девушка никак не могла постичь, что же произошло с ней после того, как она откушала из рук мачехи пирожное. В конце концов она решила, что это был обморок, сопровождавшийся бредом. Бокал бургундского, выпитый ею на пиру, и головокружительно сладкое ожидание брачной ночи довели её до галлюцинаций, ведь не может же быть, чтоб она, Аурелия, вдруг превратилась в мачеху, а мачеха - в неё!
Она встала и с улыбкой направилась в опочивальню, где её должен был ждать Вивенцио. Но, едва войдя туда, она остановилась как вкопанная. На залитой кровью кровати лежали трупы Вивенцио и мачехи. Вивенцио только что, в отчаянии и ужасе, заколол графиню, приняв её за ведьму, а потом закололся сам, решив, что в образе прекрасной Аурелии любил колдунью, которая умела менять свой облик. Рукоятка кинжала торчала в груди молодого человека, а сам он бился в предсмертных судорогах. Когда к ложу приблизилась потрясённая Аурелия, он затих и раскрытые глаза его остекленели.