Неприкосновенность часового заключается в:
особой охране законом его прав и личного достоинства,подчинении его строго определённым лицам — начальнику караула, его помощнику и своему разводящему,в обязанности всех лиц беспрекословно выполнять все требования часового, определяемые его службой,в предоставлении ему права применять оружие в случаях, указанных в Уставе Гарнизонной и караульной службы…
— Ах, какие формулировки! Прям гранит, да нет — сталь, булат! Вот лучше и сказать нельзя!
Ну ещё бы — эти формулировки оттачивались даже не годами — столетиями…
— Ох,- вздохнул вероятно самый высокопоставленный чиновник империи на текущий момент — граф Литта. Итальянец в настоящее время являлся председателем едва ли не самого важного департамента Госсовета — государственной экономики, но Даниил с ним был знаком весьма слабо. Как-то не сильно они с ним пересекались всё это время…- Сколько вреда этот мятеж нанёс. Всё хозяйство страны в расстройство пришло… И Государь так до сих пор от гнева не отошёл. Давеча письмо его перечитывал — так он пишет: «Ежели шляхетский корпус уже не был бы расформирован — разогнал бы его на хрен!». А ещё собирается извергнуть из перечня наград орден «Белого орла» и запретить танцевать на балах полонез. Мол, чтобы вообще никаких упоминаний о мятежниках…
— Это ж он ещё в самом начале писал,- тут же отозвался Кушников.
— Ну да,- закивал Литта,- я же сказал — перечитывал,- и всем стало понятно, что главной целью этого заявления Юрия Помпеевича, было упомянуть факт того, что Государь-император пишет ему личные письма. Между тем граф повернулся к Даниилу.
— Ну а вы что скажете, уважаемый Даниил Николаевич? Вы с государем уже виделись после его возвращения. Даже ужинали семьями вчерась. Неужели даже упоминаний никаких не было?
— Нет,- Данька покачал головой.- Просто приказал дабы я на сегодняшнем заседании непременно присутствовал и всё.
— Ну так вы обычно не часто радуете нас своим посещением,- усмехнулся Кушников.- Настолько, что вам для сего, похоже, прямое указание императора требуется.
Данька пожал плечами.
— Просто не считаю себя достаточно компетентным для решения обсуждаемых здесь вопросов. Увы, господа, мне до вас и по опыту, и по возрасту, и по заслугам — как до Луны пешком,- добавил он немного лести. Ему в пень не упёрлись недоброжелатели подобного уровня…
— Как-как — до Луны пешком?- граф Толстой весело расхохотался.- Вот любите вы, Даниил Николаевич, метко формулировать…
В этот момент двери залы распахнулись и внутрь стремительно вошёл Николай.
— Господа — Государь!- рявкнул князь Кочубей. Все встали и склонились в глубоком поклоне.
Николай ворвался в зал, в сопровождении ещё нескольких человек, среди которых были герои подавления польского мятежа генералы Дибич, Гейсмар, Паскевич, и другие. Быстрым шагом обойдя огромный круглый стол, император добрался до своего кресла и опустился на него, нетерпеливо махнув рукой остальным.
— Садитесь, господа, садитесь… не будем терять времени — сегодня у нас много дел,- генералы остались стоять, выстроившись полукругом вдоль стены за спиной императора.
Члены Государственного совета и те, кто был приглашён на сегодняшнее заседание личным повелением Государя, молча опустились на стулья и замерли, преданно уставившись на государя, которого большая часть присутствующих не видела больше года. С того самого момента как император отбыл к войскам, направленным на подавление польского мятежа.
Нет, в принципе, задержку можно бы было объяснить обширным расследованием — всего по делу о мятеже было арестовано, задержано либо, в крайнем случае, отправлено в имения, где и посажено под домашний арест почти семьдесят тысяч человек. И на то, чтобы разобраться с каждым — требовалась уйма времени. Николай же ещё во времена следствия по делу Декабрьского мятежа показал, что предпочитает лично участвовать в подобных расследованиях. Или, как минимум, очень плотно их контролировать… Но даже когда следствие практически закончилось, и начались суды, он всё равно продолжал оставаться в Польше. Причём, после этого круг его общения неожиданно изрядно расширился. К нему зачастили дипломаты и официальные лица из других стран — австрийцы, пруссаки, французы… а также шушера поменьше типа тех же бельгийцев, голландцев и всяких там представителей Пьемонта и Королевства обеих Сицилий. Столь высокая дипломатическая активность вызывала немалое удивление. Ладно — австрийцы с пруссаками, в конце концов именно между этими странами вкупе с Россией была когда-то разделена Речь Посполитая. Так что всё, что происходило на бывшей польской территории, так или иначе как-то затрагивало и их интересы. Поэтому даже прибытие самого канцлера Меттерниха, со времён Венского конгресса носящего почётное звание «Архитектора Европы», было бы как-то объяснимо. Но зачем там появились остальные?