Вероятно, были и какие-то другие отличия, но ни о чём более капитан шлюпа Даньке не рассказал А сам бывший майор ничего об этом не знал. В конце концов, хоть какое-то отношение к флоту он перестал иметь почти двадцать лет назад — с момента своего отъезда из Архангельска, и все, что до него доходило, было результатом светского трёпа с флотскими офицерами на различных приёмах и других официальных мероприятиях, до которых он был не такой уж большой охотник. Ну и из общения с временами заезжавшим к нему домой Бестужевым, ныне доросшим до чина контр-адмирала, который в настоящий момент исполнял обязанности главы Морского технического комитета. Чему явно сильно поспособствовали созданный им с подачи Даньки ещё во времена ссылки в Архангельск первый в мире опытовый бассейн и разработка с его помощью на базе конструкции фрегатов типа «Спешный» проекта первого серийного парусно-винтового фрегата для Российского императорского флота, который массово строился до сих пор. Потому как прекрасно показал себя в эксплуатации и в настоящий момент являлся основным боевым кораблём российского флота, составляя главную ударную силу той же Калифорнийской эскадры. Причём, благодаря крупной серии он обходился русской казне в весьма щадящую сумму.
В Лондоне они пробыли три недели, так же посетив четыре бала, на которых Ева Аврора привычно произвела фурор… Ну и, куда ж деваться — его жене пришлось взять под контроль швей филиала её Модного дома в Лондоне и сшить несколько платьев юной королеве Великобритании Виктории. Причём, судя по тому, что на самом балу королева так же подозвала их с Даниилом к себе и почти полчаса публично и очень мило общалась с женой Даниила, а также, немного, и с ним самим — за это время они неплохо поладили. Даст бог в этом варианте истории у неё не разовьётся той тяжёлой русофобии, которой, как он помнил, страдала королева Виктория в той истории, что здесь помнил только он. Впрочем, большая политика, как правило, мало зависит от симпатий и антипатий одного конкретного человека, на какой бы высокой позиции он не находился.
Даньке же путешествие в Англию запомнилось в первую очередь знакомством с интересным человеком — инженером и предпринимателем Изамбардом Кингдом Брюнелем, фамилию которого он помнил ещё со времён учёбы у Усмана. Причём, тот лично прибыл из Бристоля для встречи с Данькой и потратил день на то, чтобы отыскать отель, в котором они с Евой Авророй снимали целый этаж. После чего прислал через портье записку с просьбой о встрече. Естественно, бывший майор не мог ему отказать.
Разговор получился плодотворным. Брюнель действительно был гением! И Данька был счастлив тому, что договорился с ним о регулярных стажировках своих выпускников… то есть как Железнодорожного училища, так и Института корпуса инженеров путей сообщения. А также ещё и инженеров с Павловских и своих южных заводов.
Проблемы начались во Франции.
Несмотря на то, что Филипп-Фердинанд, воспылавший интересом к Еве Авроре во время бала на открытии «Дороги трёх царств» как с лёгкой руки журналистов стали именовать железную дорогу, связавшую столицы Пруссии, Австрии и России к настоящему моменту умудрился разбить себе башку, выпрыгнув из несущейся во весь опор коляски, его папаша оказался не меньшим сластолюбцем. А его жена — Мария Амалия Неаполитанская, той ещё ревнивицей. Во всяком случае в отношении «этой русской выскочки»… Да и в общем отношение к русским во Франции по сравнению с тем, что он помнил о путешествии с Николаем в тысяча восемьсот пятнадцатом году, сильно изменилось в худшую сторону. Так что их пребывание в «самом романтическом городе мира» прошло весьма нервно. Ева Аврора спасалась только тем, что по голову погрузилась в дела парижского филиала своего Модного дома, а Данька с детьми в основном катались на велосипедах по Булонскому лесу, стараясь ни с кем особенно не общаться. Но проигнорировать бал, которых дал сам Луи-Филипп I, да ещё и — вот ведь насмешка, в честь именно их прибытия, было невозможно.