Я посмотрел в погасшие глаза драгуна и ощутил единение с этим созданием. Определенно, мне многое предстоит узнать о нем, о полозах и о том, где я оказался. Но все это подождет. Сначала отдых.
— Где Прохор? — спросил я у спешащих мне навстречу Петровича и Олежки.
— Наверху, — паренек махнул рукой в сторону лифта. — Там к вам гость какой-то пришел. Прохор отправился встречать.
Я молча направился к лифту.
— Вы полоза победили? — не отставал паренек.
— Ага.
— Ух ты! — восхищенно выдохнул Олежка и приложил руки к груди. Его красные глаза светились неподдельным восхищением. — Вот бы хоть одним глазком взглянуть!
— Так и взглянул бы, — просто ответил я. — Дом-то на холме. С верхних этажей что-то, да видно.
И Олежка, и следовавший за нами Петрович встали, как вкопанные.
— Дык ведь это, барин, — засопел старик, — не можно нам наверх подниматься. Нельзя порченым под солнцем ходить…
— Почему это? — я замедлил шаг.
— Потому что мы порченые, — прошептал Олежка. — С нами никто не знается. Даже за людей не считают.
— В этом доме считают. — Заявил я. — Можете ходить, где вздумается. Если кто спросит — скажите, что граф Воронцов лично разрешил. Только одежду в порядок приведите и умойтесь.
Порченые ошеломленно переглянулись.
— Это игра такая? — зло прищурился Олежка. — Мы выйдем, а вы нас плетьми сразу?
— Вот вы заладили все плетьми да плетьми! — не выдержал я. — Граф сказал, что можно, значит можно. Уяснили?
Порченые одновременно кивнули. По их виду было понятно — они решили, будто их барин окончательно рехнулся. Да и черт с ними, хотят сидеть в подвале — пусть сидят. Но, не успел я и шага ступить, как Олежка меня снова догнал.
— А как вы с драгуном этим сладили?
— С Чернобогом, — машинально пробормотал я. — Его так зовут.
— Откуда вы знаете? — опешил парень.
— Он мне сам сказал, — пожал плечами я.
— Барин, — Петрович нервно сглотнул. — Драгуны-то не разговаривают и имен не имеют.
— Значит, мой особенный, — отмахнулся я, не придав значения словам старика. После боя не хотелось утруждать себя тяжелыми мыслями. — Почистите его и приведите в порядок. Вы же этим тут занимаетесь?
Порченые переглянулись и одновременно кивнули.
— Ну так за дело, — сказал я им и вошел в лифт. — Только сначала скажите, что тут нажать, чтобы наверх подняться.
Олежка подбежал и указал мне на один из рычагов.
— Спасибо.
— Барин, — парень с подозрением взглянул на меня. — Вы себя точно хорошо чувствуете?
— Вполне, — ответил я, потянул рычаг, после чего скрипучая дверь скрыла от меня удивленное и слишком уж женственное лицо парнишки.
Душераздирающий скрип не стихал, пока кабина не замерла. Двери с лязгом распахнулись, и я вышел из них. Видимо, Олежка показал мне другой рычаг, так как я оказался не в знакомом коридоре, а в другом. Тут обстановка была чуть богаче, но все равно отдавало запустением и едва ли не нищетой.
Пройдя чуть вперед, я свернул направо, потом еще раз и уперся в дверь, за которой оказалась большая гостиная. Просторная зала, тяжелые гобелены на окнах, диван с потрескавшейся кожей, обшарпанный столик, пара протертых едва ли не до дыр кресел и давно потухший камин. Над ним висел огромный портрет, на котором были изображено четверо хмурых мужчин. Все черноволосые, зеленоглазые и суровые. Сдается мне, передо мной семья Воронцовых. В середине стоял самый старший мужчина в военном мундире — отец семейства. Перед ним угрюмый подросток — нынешний я. По бокам два статных молодых парня — мои старшие братья. И все они мертвы, как и юный граф Воронцов, в чьем теле каким-то образом оказался я.
Портрета графини Воронцовой нигде не было. А жаль, я бы посмотрел, как она выглядела. Вдруг похожа на мою маму? Граф-то нисколько не походил на моего отца. По крайней мере, я запомнил его не таким.
Что бы сказали мои родители, если бы были живы и узнали, что со мной стряслось? Не знаю. И не узнаю. В прошлой жизни я остался один, а в этой один появился. Последний из рода…
От размышлений меня отвлекли приглушенные голоса. Один принадлежал Прохору, а другой был незнакомым — сильный и возмущенный. Мужчины о чем-то спорили.
Я поспешил на звук и вскоре встретился с Прохором и тем самым гостем, которого он отправился встречать.
— Говорю же вам, занемог барин, — устало произнес Прохор, — а потом полоз явился.
— Мне плевать на это. — Холодно процедил сквозь зубы молодой мужчина лет двадцати пяти-тридцати. Высокий, статный, светловолосый и светлоглазый он носил военную форму очень старого образца, а висевшая на его боку сабля не выглядела парадной.