— Вы их убили? — на всякий случай уточнил я.
— Нет, в этом не было нужды. Думая, что он уже победил, Климент высказал всё, что у него было на его чёрной душе, — невесело улыбнулся патриарх. — А я заранее расставил камеры, подозревая провокацию. В результате у собора не осталось выбора, кроме как назначить нового патриарха, а Климент сбежал в Японию, где до этого возглавлял епархию.
— Значит, они хотели захватить власть в церкви? Есть идеи, что они хотели сделать дальше?
— Собирались пойти на сближение с католичеством, — ответил Филарет. — Такой путь вызвал бы однозначный раскол в церкви и заставил многие епархии отделиться или пойти иным путём. Похоже на то и был расчёт. Московский патриархат стал бы папской епархией, а сам патриарх — кардиналом.
— Но это же бред… — не веря сказал я. — Зачем кому-то отказываться от собственной веры, ради такого? Я понимаю алчность или властолюбие, а тут…
— Да, грехи людские понять несложно, — улыбнулся Филарет. — Но Климент обосновывал свои доводы любовью к миру. Тем, что все христиане должны объединиться, чтобы вместе противостоять главному врагу — мусульманам и их еретической вере.
— Вы этого мнения не разделяете? — уточнил я.
— Мне безразлично, что будет у католиков или протестантов. Они слишком далеко ушли от истинной, православной веры, — жёстко ответил патриарх. — Мусульмане от них не очень-то отличаются, в своих заблуждениях. И даже Христа почитают как пророка, наравне с Иоаном Крестителем и Моисеем.
— У каждого может быть своё мнение относительно их веры, — решил я не спорить с Филаретом. — Значит, японец? Есть идеи, почему вы выжили?
— Только одна — я постоянно держу щит, помимо своей воли. Кроме того, ты знаешь, что он несколько отличается от обычного, — несмотря на внешнюю защиту патриарх старался держать обтекаемые формулировки.
— Да, я его вижу, — прямо ответил я. — Он словно кожа рыбы-ерша, с сотнями мелких, постоянно смещающихся игл. В общем-то, ничего необычного, у всех сильных изменённых подобные, я бы не стал так концентрировать на этом внимание.
— Значит, именно в этом и дело, — не стал развивать тему Филарет. — Помни, всё сказанное — строжайшая тайна. Она касается дел церковных и наших с тобой, и никого больше. В тот раз я не смог поймать убийцу и ничего с ним не мог сделать. Если у тебя выйдет — передай мне его живьём.
— Учитывая его силу и специфические навыки, ничего не могу обещать, — ответил я. — Но постараюсь.
— Большего в этой ситуации я и просить не могу, — улыбнулся патриарх. — И напоследок. Если тебе удастся схватить его живьём, и передать для суда, можешь рассчитывать на свой орден. Но — тайный.
— О котором будут знать все, как и о любом тайном ордене, — поняв мысль Филарета, кивнул я. — До скорой встречи, ваше святейшество.
Сразу после ухода патриарха я докинул Багратиону новых деталей, не удаваясь в подробности, и этого хватило, чтобы он вышел на связь, но уже ближе к вечеру.
— Не поверите, ваше высочество, но ключевым стало слово «японец»! — довольно усмехнувшись, сказал Константин. — Похожая способность нашлась у седьмого в списке самых опасных одарённых Японии. Правда, по документам он должен быть глубоким стариком. Один из публичных деятелей, министр наказания, Ямоширо Син. По прозвищу Бог смерти.
— Возможно, это его прямой потомок, или ученик, — предположил я. — Есть там список ближайших родственников?
— Увы, Япония в принципе достаточно закрытая страна, а уж личная жизнь их публичных деятелей — тайна за семью печатями, — с сожалением ответил Багратион. — Этот старичок прославился около сорока лет назад тем, что лично подавлял восстание в Синабаре, понятия не имею, что это такое. А затем проводил казни для императора. Есть важная пометка: перед казнью от руки Ямоширо со всех обвиняемых снимали резонансные кристаллы. Говорилось, что это было сделано в знак того, что они потеряли честь, но, возможно, есть и другая причина.
— Понял, спасибо, это ценная информация, — кивнул я. — Если не успеваешь отдыхать, делай медитативные упражнения по крайней мере два раза в день.
— Не получается, — с сожалением выдохнул Константин. — Стыдно признаваться, но я на них засыпаю.
— Да, тогда и в самом деле ничего не остаётся, кроме как выспаться, — усмехнулся я. — Но я всё понимаю, в текущей обстановке это нереально.