Остались только трое. Это были те, кто желал вступить в сообщество.
Случайно все они встали, прислонившись к стене, на равном расстоянии друг от друга.
Все трое смотрели друг на друга с удивлением, лишь теперь узнав, что являются главными действующими лицами заседания.
В этот миг дверь, сквозь которую вошел председатель, снова отворилась. Появились шесть людей в масках, трое из них стали по одну, а трое по другую сторону кресла.
- Пускай номер второй и номер третий на минуту выйдут, - сказал председатель. - Никто, кроме высших вождей, не должен узнать тайных причии приема или отказа в приеме новых братьев масонов в орден иллюминатов.
Молодой человек и человек с аристократической внешностью вышли в тот коридор, по которому проникли в зал.
Бийо остался один.
- Приблизься, - сказал ему председатель после недолгого молчания, длившегося, пока двое других кандидатов не удалились.
Бийо приблизился.
- Каково твое имя среди профанов? - спросил у него председатель.
- Франсуа Бийо.
- Каково твое имя среди избранных?
- Сила.
- Где ты увидел свет?
- В суасонской ложе Друзей истины.
- Сколько тебе лет?
- Семь лет.
И Бийо сделал знак, указывавший на то, что он имел в масонском ордене ранг мастера.
- Почему ты желаешь подняться на высшую ступень и быть принятым среди нас?
- Потому что мне сказали, что эта ступень есть еще один шаг к всеобщему свету.
- Кто твои крестные?
- У меня нет никого, кроме человека, который по собственному почину сам пришел ко мне и предложил меня принять.
И Бийо пристально посмотрел на председателя.
- С каким чувством ты пойдешь по пути, который просишь перед тобой отворить?
- С ненавистью к сильным мира сего, с любовью к равенству.
- Что будет нам порукой в твоей любви к равенству и в твоей ненависти к сильным мира сего?
- Слово человека, никогда не нарушавшего слова.
- Что внушило тебе любовь к равенству?
- Моя униженность.
- Что внушило тебе ненависть к сильным мира сего?
- Это моя тайна, тебе она известна. Зачем ты хочешь принудить меня повторить вслух то, что я едва смею сказать самому себе?
- Пойдешь ли ты сам по пути равенства и обязуешься ли по мере отпущенных тебе сил и возможностей увлекать на этот путь всех, кто тебя окружает?
- Да.
- Будешь ли ты по мере отпущенных тебе сил и власти сметать все препятствия, что мешают свободе Франции и освобождению мира?
- Да.
- Свободен ли ты от всех обязательств, а если нет, готов ли порвать с ними, коль скоро они войдут в противоречие с обетами, которые ты сейчас принес?
- Да.
Председатель обернулся к шестерым вождям в масках.
- Братья, - сказал он, - этот человек говорит правду. Я сам пригласил его примкнуть к числу наших. Большое горе привязывает его к нашему делу узами ненависти. Он уже много сделал для Революции и еще многое может сделать. Предлагаю себя ему в крестные и ручаюсь за него в прошлом, настоящем и будущем.
- Принять, - единодушно произнесли шесть голосов.
- Слышишь? - сказал председатель. - Ты готов принести клятву?
- Говорите, - отозвался Бийо, - а я буду повторять.
Председатель поднял руку и медленно, торжественно произнес:
- Во имя распятого Сына клянись разорвать земные узы, связующие тебя с отцом, матерью, братьями, сестрами, женой, родней, друзьями, любовницей, королями, благодетелями и со всеми людьми, кому бы ты ни обещал в прошлом своего доверия, послушания, благодарности или службы.
Голосом, быть может более твердым, чем голос председателя, Бийо повторил те слова, которые тот ему подсказал.
- Хорошо, - продолжал председатель. - С этой минуты ты освобожден от упомянутой присяги отчизне и законам. Поклянись теперь открывать новому, признанному тобою вождю все, что увидишь и сделаешь, прочтешь или услышишь, о чем узнаешь или догадаешься, а также выведывать и разузнавать то, что не обнаружится само.
- Клянусь! - повторил Бийо.
- Клянись, - подхватил председатель, - чтить и уважать яд, железо и огонь как быстрые, надежные и необходимые средства к очищению мира истреблением всех тех, кто стремится принизить истину или вырвать ее из наших рук.
- Клянусь! - повторил Бийо
- Клянись избегать Неаполя, избегать Рима, избегать Испании, избегать всех проклятых земель. Клянись избегать искушения открыть кому то ни было увиденное и услышанное на наших собраниях, ибо быстрее, чем небесный гром, настигнет тебя повсюду, где бы ты ни спрятался, невидимый и неизбежный кинжал.
- Клянусь! - повторил Бийо.
- А теперь, - сказал председатель, - живи во имя Отца, Сына и Святого Духа!
Укрытый в тени брат отворил дверь крипты, где, ожидая, покуда свершится процедура тройного приема, прогуливались низшие братья ордена. Председатель подал Бийо знак, тот поклонился и пошел к тем, с кем отныне был связан страшной клятвой, которую сейчас произнес.
- Номер второй! - громким голосом провозгласил председатель, едва за новым адептом затворилась дверь.
Драпировка, закрывавшая дверь в коридор, медленно приподнялась, и вошел молодой человек, одетый в черное.
Он опустил за собой драпировку и остановился на пороге, ожидая, пока с ним заговорят.
- Приблизься, - велел председатель.
Молодой человек приблизился.
Как мы уже сказали, он был совсем молод - лет двадцати, от силы двадцати двух - и благодаря белой, нежной коже мог бы сойти за женщину. Огромный тесный галстук, какие никто, кроме него, не носил в ту эпоху, наводил на мысль, что эта ослепительность и прозрачность кожи объясняется не столько чистотой крови, сколько, напротив, какой-то тайной неведомой болезнью; несмотря на высокий рост и этот огромный галстук, шея его казалась относительно короткой; лоб у него был низкий, верхняя часть головы словно приплюснута. Поэтому спереди волосы, не длиннее, чем обычно бывают пряди, падающие на лоб, почти спускались ему на глаза, а сзади доставали до плеч. Кроме того, во всей его фигуре чувствовалась какая-то скованность автомата, из-за которой этот молодой, едва на пороге жизни, человек казался выходцем с того света, посланцем могилы.