- Итак, - сказал г-н де Шуазель, - королева в самом деле велела вам повиноваться мне, как ей самой?
- Таковы августейшие слова ее величества, ваша светлость.
- Я весьма доволен тем, что вы так хорошо помните это устное повеление; на всякий случай вот письменный приказ о том же самом; прочтите его, поскольку затем мне нужно сжечь письмо.
И г-н де Шуазель показал Леонару конец письма, доставленного парикмахером. Тот прочел вслух:
Я приказала моему парикмахеру Леонару повиноваться вам, как мне самой. Я повторяю ему здесь этот приказ.
- Вам понятно, не правда ли? - процедил г-н де Шуазель.
- О, ваша светлость, - отозвался Леонар, - будьте уверены, мне было достаточно и устного приказа ее величества.
- Тем не менее, - произнес г-н де Шуазель.
Затем он сжег письмо.
В этот миг вошел слуга с сообщением, что карета подана.
- Пойдемте, дружище Леонар, - сказал герцог.
- Как? А бриллианты?
- Возьмете с собой.
- Но куда?
- В то место, куда я вас отвезу.
- А куда вы меня отвезете?
- За несколько лье отсюда; там вам предстоит исполнить совершенно особое поручение.
- Невозможно, ваша светлость.
- Как это - невозможно? Разве королева не велела вам повиноваться мне, как ей самой?
- Да, конечно, но как же мне быть? Я оставил ключ в дверях нашей квартиры; брат вернется домой и не найдет ни своего плаща, ни шляпы; увидит, что я не возвращаюсь, и не будет знать, где я. А как же госпожа де л'Ааж, я обещал причесать ее, и она меня ждет; в подтверждение моих слов, ваша светлость, мой кабриолет и слуга остались во дворе Тюильри.
- Что ж, милейший Леонар, - со смехом отвечал г-н де Шуазель, - ничего не поделаешь! Ваш брат купит себе другую шляпу и другой плащ; госпожу де л'Ааж вы причешете как-нибудь в другой раз, а слуга ваш, видя, что вы не возвращаетесь, распряжет вашу лошадь и отведет ее в конюшню; но наша-то лошадь запряжена, а потому - едем.
И, не обращая более никакого внимания на жалобы и сетования Леонара, его светлость герцог де Шуазель усадил безутешного парикмахера в свой кабриолет и пустил коня крупной рысью по направлению к заставе Птит-Виллет.
Не успел герцог де Шуазель миновать последние дома Птит-Виллет, как на улицу Сент-Оноре вступила компания из пяти человек, возвращавшихся из Якобинского клуба; они, казалось, шли в сторону Пале-Рояля, удивляясь тому, какой тихий выдался вечер.
Эти пятеро были Камил Демулен, который и рассказал о случившемся, Дантон, Фрерон, Шенье и Лежандр.
Дойдя до угла улицы Эшель и бросив взгляд на Тюильри, Камил Демулен сказал:
- Ей-Богу, не кажется ли вам, что Париж нынче вечером как-то особенно спокоен, словно покинутый город? За всю дорогу нам навстречу попался только один патруль.
- Это оттого, - сказал Фрерон, - что приняты меры, чтобы освободить дорогу королю.
- Как это, освободить дорогу королю? - спросил Дантон.
- Разумеется, - отвечал Фрерон, - ведь нынче ночью он уезжает.
- Полноте, - вмешался Лежандр, - что за шутка!
- Может быть, это и шутка, - возразил Фрерон, - но меня предупредили о ней письмом.
- Ты получил письмо, в котором тебя предупредили о бегстве короля? переспросил Камил Демулен. - И это письмо было подписано?
- Нет, без подписи; кстати, оно у меня с собой. Вот оно, читайте.
Пятеро патриотов приблизились к наемной карете, стоявшей на углу улицы Сен-Никез, и при свете фонаря прочли следующие строки:
Предупреждаем гражданина Фрерона, что нынче вечером г-н Капет, Австриячка и два их волчонка покидают Париж и едут навстречу г-ну де Буйе, губителю Нанси, который ждет их на границе.
- Смотри-ка, господин Капет, - заметил Камил Демулен, - хорошее имя; отныне я буду называть Людовика Шестнадцатого господином Капетом.
- И тебя могут упрекнуть только в одном, - подхватил Шенье, - ведь Людовик Шестнадцатый все же Бурбон, а не Капет.
- Полноте, кто это знает? - возразил Камил Демулен. - Два-три педанта вроде тебя. Не правда ли, Лежандр, Капет - прекрасное имя?
- Между тем, - напомнил Дантон, - если письмо не лжет, нынче вечером вся королевская клика и впрямь могла улизнуть!
- Раз уж мы в Тюильри, - предложил Демулен, - давайте проверим.
И пятеро патриотов для смеху обошли вокруг Тюильри; вернувшись на улицу Сен-Никез, они заметили Лафайета, который входил в Тюильри вместе со всем своим штабом.
- Ей-Богу, - сказал Дантон, - вот Белобрысый идет поприсутствовать при отходе королевского семейства ко сну; наша служба окончена, его началась. Спокойной ночи, господа! Кому со мной в сторону улицы Паон?
- Мне, - отозвался Лежандр.
И группа разделилась.
Дантон и Лежандр пересекли площадь Карусели, а Шенье, Фрерон и Камил Демулен скрылись за углом улиц Роган и Сент-Оноре.
LIII
ОТЪЕЗД
В самом деле, в одиннадцать вечера, когда г-жа де Турзель и г-жа де Бренье, успевшие уже раздеть и уложить принцессу и дофина, разбудили их и принялись одевать в дорожное платье, к великому стыду дофина, который желал надеть свой обычный наряд и упрямо отказывался нарядиться девочкой, король, королева и принцесса Елизавета принимали г-на де Лафайета, а также его адъютантов г-на Гувьона и г-на Ромефа.
Это посещение вызывало большую тревогу, особенно после подозрительного поведения г-жи де Рошрель.
Вечером королева и Мадам Елизавета ездили погулять в Булонский лес и вернулись в восемь вечера.
Г-н де Лафайет осведомился у королевы, хорошо ли удалась прогулка; он лишь добавил, что напрасно она вернулась так поздно: можно опасаться, как бы вечерний туман не повредил ее здоровью.
- Вечерний туман в июне месяце? - смеясь, возразила королева. - Да где же я его возьму, если только он не сгустится нарочно, чтобы послужить нам прикрытием для бегства? Я говорю - прикрытием для бегства, поскольку предполагаю, что по-прежнему ходят слухи, будто мы уезжаем.
- Действительно, ваше величество, - подтвердил Лафайет, - о вашем отъезде говорят более чем когда бы то ни было, и я даже получил сообщение о том, что он назначен на нынешний вечер.