"Она росла. Ни ея красота, ни ум не смягчили моего отца. Он кончил тем, что стал требовать, чтобы при нем не говорили о дочери, и когда она сидела за обедом, он не говорил с ней ни слова, и не глядел на нее. Она сама обрекла себя на молчание. Что я вам скажу? Случилось то, что должно было случиться. Один молодой человек, из наших соседей влюбился в нее. Ей было тогда семнадцать лет. Я был далеко от родительскаго дома, кончая мое образование.
"Вернувшись я спросил где Бланш? Я сделал этот вопрос матери при отце. Я увидел, что она побледнела. Граф де-Листаль, в страшном раздражении сказал мне, что негодная, — это были его собственныя слова — убежала со своим любовником. Для меня это был громовой удар. Я хотел получить обяснения. Отец обявил, что если я еще раз произнесу имя моей сестры, если я скажу что–нибудь в ея пользу, то он выгонит меня…
"Я замолчал; но я поручил одному преданному другу разузнать о ней. Я узнал, что несчастная отправилась в Париж со своим соблазнителем, сыном банкира. Через несколько времени он бросил несчастную Бланш, которая впала в крайнюю нужду. Она даже два раза писала ко мне, прося моей помощи.
"Наконец — я едва осмеливаюсь окончить этот печальный разсказ, она завела новую связь и отправилась в Америку со своим новым любовником. В тоже время я узнал, что у нея был ребенок, сын, котораго она взяла с собою. С этого времени я ничего не слыхал о ней. Для всех она умерла…. Бедная Бланш!
Листаль закрыл лице руками и замолчал.
Морис слушал, не прерывая, эти тяжелыя открытия; но он с нетерпением желал узнать почему граф разсказал ему эти тяжелыя подробности и какой услуги он ожидал от него; но видя графа погруженным в размышления, Морис не решался делать ему вопросы.
— Простите меня, сказал наконец граф; но это воспоминание терзает меня. Теперь слушайте внимательно. Чтобы сделать все законно, я должен был после смерти моих родителей обявить об отсутствии сестры, что позволило нам ликвидировать наследство. В этом случае я вполне благодарен моим друзьям. Это дело было ведено без шума и законныя формальности были исполнены, не привлекши на себя внимания общества. Вот все бумаги относительно этого печальнаго дела. Но теперь мне остается исполнить мою обязанность.
"Вы должны узнать, что это богатство, которое делается вашим через вашу женитьбу на Берте, не все принадлежит мне. Вы должны, на сколько возможно, исправить несправедливость, сделанную относительно моей бедной сестры… Да, бедняжка! разве я могу обвинять ее, будучи свидетелем мучений ея детства и юности?… И только уже позднее я вполне понял на сколько она заслуживала сожаления. Чем более человек стареется, тем более он убеждается, что не следует легко обвинять других. Но это не все.
"Допустив даже, что она есть или была (я не знаю жива–ли она еще) недостойна прощения, то разве ответственность за ея ошибку должна падать на ребенка, о существовании котораго я узнал почти случайно? Кто знает, что сталось с этим маленьким созданием, брошенным в жизнь без поддержки, без помощи? Какое преступление совершил он, чтобы стсамаго рождения быть обреченным на все несчастия? Относительно него–то больше всего виноваты, по моему мнению, те, которые, по своему капризу, толкнули несчастную на этот путь…. Не так–ли?
— Мне кажется, я вполне понимаю, граф, чего вы хотите от меня, сказал Морис.
Граф сделал движение радости.
— Вы желаете, продолжал Серван, чтобы, заменив вас, я употребил все средства, находящияся в моей власти, чтобы найти след несчастной Бланш де-Листаль.
— Да…
— И если она умерла, то я должен, во всяком случае, узнать, что сталось с ея ребенком?…
— Да, именно так.
— И наконец, если я его найду…
Здесь граф с безпокойством устремил взгляд на Мориса.
— И если я его найду, докончил последний, то я должен отдать ему ту часть нашего состояния, на которую он имеет право…
Граф не в силах был произнести более ни слова. Он встал, обнял Мориса и поцеловал его в лоб.
— О! прошептал он, вы достойны быть моим сыном…
Несколько мгновений оба молчали.
Морис, казалось, хотел что–то сказать, но колебался. Граф глядел на него.
— Но, сказал, наконец, молодой человек, извините, что я сделаю вам этот вопрос… Знает–ли графиня все это?
Старик побледнел. Затем, опустив голову, он прошептал:
— Я не смел говорить ей об этом…