Уверенность возвращает равновесие и уму, и телу; агент был уверен в спасении, поэтому его движения были более уверены. Он твердо поставил ногу на движущуюся почву и решился сделать шаг вперед–упершись со всею силою этой ногой, он подождал, пока она стала совершенно твердо и тогда решился поднять другую. Результат был успешен, следовало только не поддаваться нетерпению, чтобы снова не обрушиться вниз.
Вторая нога была также тщательно поставлена, затем первая была снова подвинута вперед. Ферм удерживал дыхание, он понимал всю важность производимаго им маневра, потому что, как ни тихо было его восхождение, но он, все–таки, поднимался. Правда, время от времени, уголья немного раздавались но все–таки он не падал вниз….
Наконец, Ферм поднял руки к верху, он почувствовал выступ и крепко ухватился за него…. Собрав все силы, он поднялся на руках и голова его очутилась наравне с отверстием….
Взглянув в отверзтие, он увидел какую–то черную массу, которая катилась аршина на полтора ниже отверзтия, услышал зловещий шум и различил на некотором разстоянии темную массу, которая была несомненно корпусом карабля….
Отверзтие выходило на Темзу или, покрайней мере, на один из бассейнов, которые в этом квартале окружают дома и делают из него Венецию из грязи.
Перспектива, открывавшаяся перед полицейским агентом, имела, очевидно, очень мало успокоительнаго. Надо было броситься в этот клоак и плыть до одного из кораблей, но, во всяком случае, это было спасение, если только не случиться чего–нибудь непредвиденнаго. Ферм плавал как рыба и в этом отношении мог поспорить с каким угодно пловцем.
Решение его было немедленно принято, не останавливаясь на соображениях, которыя могли ослабить его храбрость. Ферм снова осторожно опустился на уголь, который, по счастию, выдержал его тяжесть. Тут он снял с себя тяжелое и толстое пальто, которое бросил не без сожаления, затем сюртук, который был на нем надет, увы! всего в третий раз, затем сделал тоже самое с жилетом.
В ту минуту, как он бросил эту последнюю часть своего костюма, ужасная мысль мелькнула у него в голове. В жилете были часы и, кроме того, около сорока франков денег; но в серьезных случаях, мужественныя сердца не останавливаются ни перед какой жертвой. Чтобы взять часы, надо было сойти с кучи, а главное, снова взобраться на нее.
— Надо уметь покоряться необходимости, подумал Ферм, который трясся от холода, не имея на себе ничего, кроме рубашки и панталон.
Тогда, даже не оглянувшись назад, что при царствовавшей в подвале темноте было–бы, кстати, совершенно безполезно, Ферм снова поднялся на руках до отверзтия, взобрался на подоконник, просунул голову, затем плечи, сначала одну ногу, потом другую и с ловкостью первостепеннаго акробата, проскользнул в отверзтие.
Ферм был в воде.
Едва успел он это сделать, как трап в погреб был поднят и Джэк Веревка, только что простившийся с Недом Фразером и пожелавший ему успеха, показался в отверзтии, крича:
— Эй ты, старина? Жив–ли ты еще?
Естественно, что на этот зов не последовало никакого ответа.
— О! о! сказал Косматый, который наклонился вместе с Джэком, не задохся–ли он там нечаянно?
— Тем лучше! он избавил–бы нас от лишняго труда, сказал Длинныя Руки, который не любил работать.
— Надо посмотреть! сказал с безпокойством Джэк.
— Ну, Косматый, приказал он, полезай в подвал.
— Дай мне, по крайней мере, фонарь.
— Иди, я тебе посвечу.
Косматый, повинуясь приказаниям патрона, не заставил себя просить и поспешно соскочил в погреб.
— Огня! потребовал он.
Минуту спустя, он снова появился на верху.
— Ну! обявил он, негодяй провел нас всех!
— Как! вскричал Джэк.
— Он убежал через отверстие для воздуха.
— Чорт возьми! закричал Джэк в страшном гневе; это не правда….
— Поди, посмотри сам.
Одним прыжком Джэк был в погребе.
Косматый показал ему следы ног полицейскаго агента, оставшияся в угольях.
— Проклятие! с ужасом снова вскричал Джэк Что скажет Нед?
— Что он скажет! что он скажет, проворчал Длинныя Руки; сторожил бы его сам!
— А это что такое? спросил Джэк, указывая на оставленное Фермом платье.
— О! это ничего, отвечал Косматый. Это платье, которое он снял, чтобы легче плыть…. ничего не стоящее тряпье….
Джэк не спрашивал больше. А Косматый, который верно имел на это свои причины, не стал распространяться относительно оставшихся вещей.