Так сделал и Ферм, но наконец, с мужеством отчаяния, он сломал печать.
Письмо было коротко, но выразительно:
"Милостивый государь!
"Если вы таким образом исполняете ваши обязанности, то я удивляюсь, как могли вы заслужить доверие ваших начальников. Будьте уверены, что сейчас–же по моем возвращении в Париж, я поспешу потребовать вашей отставки. Безполезно вам говорить, что всякия оправдания безполезны. Вас видели в тавернах низшаго сорта, пьющаго вместе с подонками английской черни.
Лекофр."
И так совершилось! Ферм почувствовал, что ноги под ним подгибались. В одно мгновение разлетелись все его мечты о повышении. Оправдаться! Но как? Какое дать доказательство того, что действительно было? Кто поверит такому фантастическому разсказу, в особенности в префектуре, где скептицизм, так сказать, обязателен.
— Это письмо, кажется, огорчает вас? спросил любезно хозяин.
— Я пью! шептал агент, дрожа от негодования при таком обвинении.
— Вы найдете вашего друга, продолжал хозяин, надо правду сказать, что он не мало ждал вас.
— С подонками черни! продолжал Ферм. Я! я! самая воплощенная трезвость!
— Полноте! Не надо огорчаться! говорил хозяин, выпейте стакан вина, это вас подкрепит.
Ферм принял трагическую позу.
— Пусть земля разверзнется надо мною, торжественно сказал он, если хоть капля этой жидкости попадет мне в горло.
И, не дожидаясь этого обстоятельства, которое могло и не случиться, Ферм повернулся спиною к хозяину и отправился узнавать, когда идет поезд.
Он чувствовал, что поле битвы — это Париж и он торопился скорее увидать его.
На другой день Ферм был в Париже, и первым делом отправился к себе на квартиру, сердце у него сжалось, когда он проходил мимо префектуры.
Но все–таки отчаиваться не следовало- может быть, Лекофр не привел еще в исполнение своей угрозы, может быть еще можно предотвратить опасность.
Тщетная надежда! После перваго удивления привратница продолжала:
— Кстати; к вам есть большое письмо, которое ждет вас вот уже четыре дня.
— Давайте! сказал Ферм едва слышным голосом.
Конверт был запечатан печатью префектуры.
На этот раз Ферм не колебался; мера переполнилась.
Письмо заключало в себе отставку Ферма.
Он горько улыбнулся.
— Это все? спросил он.
— Почти… однако, есть еще…
— О! вы можете говорить не стесняясь, перебил отставной агент, который более уже ничего не боялся.
— В том, что я хочу сказать, нет ничего ужаснаго, не стоит так безпокоиться. Вот уже неделя, как каждый день, в двенадцать часов, является коммисионер и спрашивает возвратились–ли вы….
— От кого он приходит?
— Этого я не знаю.
— Приходил он сегодня?
— Нет еще.
— Хорошо. Когда он придет, вы его приведете ко мне…
— Вы отдохнете? О! как кажется, вы очень в этом нуждаетесь…
Отдыхать! нет, Ферм предался печальным мышлениям о непрочности благ земных.
И так, Лекофр успел отделаться от соперника, достоинство котораго он вполне ценил! Итак, он, не колеблясь, разбил карьеру человека, преданнаго обществу и господину префекту, человека, который, еслибы судьба позволила, был лучшим следователем на свете. Что делать? Протестовать, просить? Ферм знал по опыту, что успех далеко не легок, и к тому же достоинство его не позволяло говорить оправдания, которое могло показаться сомнительным, которому могли не поверить.
Ах! этого последняго оскорбления он не мог бы перенести.
Раздался стук в дверь.
Это был коммисионер.
— Я имею честь говорить с господином Фермом? просил он.
— Да, отвечал полицейский.
— У меня есть вам письмо…
— Давайте, сказал Ферм, который вспомнил, что уже два раза в течении недели, слово письмо, произнесенное перед ним, предшествовало неприятному известию.
Адрес был написан незнакомым почерком.
Ферм прочитал письмо и снова внимательно перечитал его.
Вдруг радость выразилась у него на лице.
— Кто знает? прошептал он, последнее слово всего этого, может быть, еще не сказано.
Затем, он сказал, обращаясь к коммисионеру.
— Скажите, что я приду в семь часов.
… … … … … … … … … … … … … … … … … … .
Квартира Мориса Сервана была отделана с роскошью и комфортом.
Мы находим Мориса в рабочем кабинете, уставленном шкапами с книгами, кроме того, вся комната наполнена воспоминаниями о далеких путешествиях, совершенных хозяином квартиры.