Морис сидел перед письменным столом, облокотись головой на руки, погруженный в соображения.
— И так, думал он, в этом семействе существует тайна, которую я хочу, которую я должен проникнуть. То, что до сих пор мучило только мое любопытство, делается теперь необходимостью, даже долгом. Или я должен отказаться от Берты или до завтрашняго дня разсеять таинственность, окружающую прошедшее графини Листаль или, по меньшей мере, Джорджа Вильсона.
Он опрокинулся на спинку кресла и снова продолжал думать.
— Таким образом, говорил он себе, я настаиваю на мысли, что графиня Листаль, окруженная почтением и уважением всех, не заслуживает ни того, ни другаго; в ту минуту, как эта мысль начала вкореняться у меня в голове, было совершено убийство в Амиене. До сих пор, между этими двумя фактами нет другаго совпадения, но я не могу отрицать, чтобы это совпадение не могло бы найтись. Разсмотрев труп жертвы, я был тогда же поражен сходством между лицем жертвы и кем–то знакомым.
Когда Даблэн, в присутствии графини, показал найденную Фермом карточку Гардтонга, то я сейчас–же заметил его поразительное и неоспоримое сходство с графиней Листаль. Кроме того, и это положительно верно, вид портрета настолько взволновал графиню, что она не могла вполне скрыть этого волнения, по крайней мере от моего внимательнаго взгляда. Начиная с этой минуты, манеры графини изменились. До этой минуты графиня была согласна на мой брак с Бертой; даже больше, она сама первая заговорила о нем с графом. Едва преступление было совершено, едва увидела она портрет убитаго, как исчезла на четыре дня.
Какая была причина этого отсутствия? Я не знаю. Сказала–ли она причину его своему мужу? Я сомневаюсь в этом. Чтобы там ни было, но во всем этом есть какое–то странное стечение обстоятельств, которое может иметь значение. Графиня вернулась. Граф заболевает. Подобный припадок болезни бывал с ним уже не раз, и вдруг именно в этот раз графиня непременно желает ехать в Париж. Конечно, приписывая этот отезд какой–то тайной причине, я могу сильно ошибаться, так как возобновление болезни могло действительно возбудить в графине новыя опасения и следовательно желание посоветоваться с лучшими докторами.
Тем не менее, не надо пренебрегать инстинктивными движениями, которыя происходят в нас сами по себе, а на другой день по возвращении графини я держал с Даблэном пари, котораго я не забыл: я брался открыть амиенскаго убийцу, не оставляя местности.
Почему? Потому что я был уверен, что близко или нет, но графиня Листаль связана с виновниками этой ужасной драмы, потому что я был убежден, что ея путешествие — куда? я не знаю, — имело какое–то отношение к Амиенскому убийству и потому, что вследствие всего этого я ждал от графини жеста, поступка, неосторожности, которые могли–бы навести меня на путь истинный.
Что произошло с тех пор? Какое новое обстоятельство явилось подтвердить мою гипотезу? Когда астрономы открывают новый закон, то они поверяют его справедливость убеждаясь в том, что дела идут таким образом каким–бы оне шли, еслибы их закон был верен. Мой закон был таков: в жизни графини должно случиться какое–нибудь обстоятельство, которое будет иметь связь с ея прошедшим, в это–то время является на сцену Джордж Вильсон.
Конечно, нет ничего удивительнаго, что семейство Листаль заводит новыя знакомства; но граф болен, поэтому для него это совершенно неудобное время заводить новыя знакомства. Принадлежит–ли графиня к числу тех женщин, которыя принимают всякаго, только–бы вокруг них собрался кружок обожателей? Напротив того, она воплощенная суровость.
Я сам знаю, какия трудности должен я был преодолеть, чтобы быть принятым в доме как свой и это не смотря на рекомендацию Даблэна и расположение, которое, почти с самаго начала знакомства, стал оказывать мне сам граф. Значит если этот Джордж Вильсон был сразу принят графиней как друг, а затем как зять, и чтобы графиня, таким образом, сразу отказалась от своего обыкновеннаго поведения, нужна была какая–нибудь важная причина….
— О! продолжал он снова, этот Джордж Вильсон называет себя американцем. В этом отношении он говорит правду, он действительно принадлежит к одной нации с графиней, что до известной степени, могло–бы обяснить ея симпатию, но почему–же не может быть это обстоятельство связано с амиенским убийством, жертвою котораго был американец, а убийца, по всей вероятности, принадлежал к той–же национальности. Вступив на этот новый путь, я легко могу дойти до заключения, что Вильсон может быть убийца незнакомца…. Идя еще далее, я могу заключить, что это убийство было совершено им в сообщничестве с графиней Листаль и что теперь Вильсон занимается относительно графини шантажем. Остается обяснить еще два пункта. Кто такой этот Джордж Вильсон? Почему совершил он это преступление? На этот последний вопрос, поведение графини дает, как кажется, ответ: