Все вполне доверяли ему. Он знал, что после нескольких лет усиленнаго труда сделается компаньоном того торговаго дома, в котором занимался и которому уже оказал несколько важных услуг. Его жалованье уже и теперь обезпечивало ему безбедное существование и, если только не случится ничего особеннаго, то будущее было обезпечено.
Все его заботы сосредоточивались на Мэри, которую он обожал и если сожаления примешивались к сознанию исполненнаго долга, то это потому, что он желал бы доставить той, которая носила его имя, более чем относительно ничтожное довольство, которым они пользовались.
Пьер жил в небольшом домике скромной наружности, пребывание в котором он старался всеми силами сделать приятнее для той, которая занимала все его мысли. Каждый раз, когда он мог располагать какой–нибудь суммой, как–бы ни была она ничтожна, он употреблял ее на приобретение тех ничтожных безделиц, которыя льстят взгляду, давая самой простой обстановке печать изящества.
Маленький сад окружал дом; в дни отдыха Пьер ухаживал за любимыми цветами своей жены, за теми, которыя напоминали ей места, где прошло ея детство. Что касается Мэри, то она принимала все эти услуги с равнодушной кротостью, неистощимость которой часто печалила Пьера. Он желал–бы, чтобы она выразила какое–нибудь желание чтобы иметь удовольствие удовлетворить его, но, никогда не жалуясь, она точно также, казалось, и не желала ничего; она принимала, но никогда не просила.
В эту субботу Пьер возвращался домой, утомленный трудными счетами, которые ему приходилось сводить; он думал о завтрашнем дне, который он проведет весь день с своей возлюбленной Мэри, он думал также о том, как будет счастлив, когда любовь их освятится рождением ребенка.
При этой мысли он чувствовал себя легче, живее и ускорял шаги, представляя в воображении поцелуй, которым встретит его жена. Подойдя к дому, он увидел, что в окне спальной горит лампа, желтоватый свет которой пробивался через занавесы.
Пьер открыл дверь….
Обыкновенно на этот шум Мэри поспешно сбегала с лестницы на встречу ему.
На этот раз, он нарочно громче захлопнул дверь и стал прислушиваться. Молчание!…
— Это странно! прошептал он. Не больна–ли она?
Одним скачком он вбежал на лестницу и вошел в спальню.
Комната была пуста. Лампа горела на столе.
— Где она может быть? думал Пьер. Вероятно в саду….
Он снова поспешно сошел вниз и вышел в сад. Мэри там не было.
Он начал звать ее.
— Мэри! Мэри!
Никто не отвечал….
Сердце его сжалось.
Но он преодолел необяснимое волнение, овладевшее им.
— По всей вероятности, подумал он, она пошла к какой–нибудь соседке…. она сейчас должна вернуться.
Вернувшись в дом, Пьер открыл окно и поглядел на пустую улицу. Ветер был свеж.
Через несколько минут он сел около постели. Перед ним стоял стол, на котором горела лампа. Прошел час. Мэри не возвращалась.
Пьер открыл книгу и взял лампу, чтобы пододвинуть ее к себе….
Под лампой лежала свернутая бумага.
Сначала он не обратил на нее внимания и старался разсеять себя чтением.
Но его мысли были далеки от книги, тогда он закрыл ее и положил. Глаза его упали на бумажку, которую открыла перестановка лампы. Он машинально взял эту бумажку и погруженный в свои мысли вертел ее между пальцами.
Никогда Мэри не уходила на такое продолжительное время. Очевидно, случилось что–нибудь особенное. Впрочем она скоро вернется и разскажет, что такое произошло. Безпокоиться было не о чем.
Вдруг Пьер вскочил с места и страшно вскрикнул.
Он схватился руками за голову в страшном отчаянии.
Дело в том, что он открыл бумажку, забытую на столе, о! тогда ужасное открытие вдруг поразило его….
Это было письмо, в котором Эдуард Стерман назначал свидание Мэри Бланше.
Как, вследствие какой странной разсеянности оставила она его на столе? Нечаянно поставив на него лампу и занятая своими планами, Мэри забыла о письме….
Это письмо было из тех, которыя не оставляют ни малейшаго сомнения, выражения любви говорили сами за себя и указывали на продолжительную связь.
Сомнение было невозможно…. Мэри была любовницей этого человека!
И в то время как он, бедный глупец, с таким нетерпением ждал ее и безпокоился, она без сомнения, была у своего любовника.
Пьер читал, перечитывал это письмо, каждая буква котораго жгла его, он говорил себе.
— Это невозможно! я схожу с ума! я слишком люблю ее, чтобы она меня обманывала! Что я ей сделал? Какое преступление я совершил? Разве я не любил ее всей душей? О! Мэри! Мэри!