Вдали, на горизонте, виднеется Бисетр. Нет ничего страннее того зрелища, которое представляет вечером вершина этого холма. Можно подумать, что находишься во ста милях от Парижа, в какой–нибудь мало населенной местности, шум большаго города доносится сюда только неясно, на улицах никого не видно, а в дожди они не проходимы от грязи.
Последний дом в улице Бюо, уже уничтоженный после того времени, когда происходит наш разсказ, стоял на самом краю возвышенности и, казалось, еле держался, да и то каким–то чудом. Это было деревянное строение, состоявшее из двух этажей. В нижнем, имевшим два окна и одну дверь, над дверями было написано желтой краской на темном фоне:
"Сэнкуа, содержатель меблированных комнат."
Затем, выставленныя на окнах бутылки доказывали, что здесь продается водка и пиво.
Дело происходило вечером того дня, когда Морис дрался на дуэли с Недом Фразером и опасно ранил его.
По улице Бюо шел какой–то человек и, как казалось, старался найти что–то; он вынул из кармана грязную бумагу и стал тщательно разсматривать при тусклом свете фонаря. Мы говорим тусклом потому, что в то время, о котором мы говорим, газ, само собою разумеется, еще не проник в эти отдаленныя места. Без сомнения, незнакомец прочитал то, чего искал, потому что он сделал довольный жест и пошел, не останавливаясь до самаго конца улицы.
Тут он остановился перед домишкой, который мы только что описали.
Прежде всего он тщательно огляделся вокруг, нет–ли кого–нибудь на улице; казалось, он боялся, что за ним следят.
После осмотра, не видя ничего подозрительнаго, он подошел к двери и взялся за ручку.
Дверь отворилась.
Незнакомец очутился в комнате довольно обширной, среди которой находилась выручка и на ней несколько стаканов. Сальная свеча освещала эту комнату, стены и пол которой, казалось, были пропитаны грязью и сыростью.
Человек, дремавший облокотись на выручку, поспешно поднял голову, при входе посторонняго.
— Кто тут такой? спросил он хриплым голосом.
— Вы Сэнкуа? спросил вошедший.
— Чего вам надо от Сэнкуа? грубо отвечал хозяин дома.
— Мне надо с ним поговорить….
— Ну! так говорите…. потому что это я.
— А! это вы, продолжал новопришедший; но не может–ли нас кто–нибудь услышать?…
— У меня нет секретов.
— В самом деле, насмешливо сказал пришедший, но….
Тут он понизил голос.
— Но, что вы скажете Сэнкуа, если я пришел к вам от сына?
— Что? вскричал Сэнкуа.
Одним прыжком он выскочил из за выручки и подбежал к двери, которую запер на ключ; потом, вернувшись назад, он схватил горевшую на столе свечку и поспешно поднес ее к лицу пришедшаго.
Трудно было определить каких лет был вошедший.
Он должен был быть высокаго роста, но спина его была сгорблена. Сам он был покрыт лохмотьями. Худое лице, впалые щеки и ввалившиеся глаза указывали на ужасныя страдания. Все лице почти исчезало под целым лесом растрепанных, почти седых волос.
Сэнкуа внимательно разсматривал его.
— Вы сказали…. начал он.
— Я сказал, что хотел говорить с Сэнкуа, от имени его сына….
— Откуда вы?
— Оттуда–же где и ваш сын….
— Вы убежали?
— Убежал.
— Что мне докажет это?
— Вот это.
Сказав это, незнакомец засунул руку под лохмотья, прикрывавшия его грудь и вынул бумагу, которую, несколько минутт, тому назад, он читал при свете фонаря. Вынув бумагу, он протянул ее хозяину, который поспешно ее схватил, потом, бросив на нее взгляд, он конвульсивно прижал ее к губам.
Сэнкуа был маленький старик, которому на вид можно было дать лет семдесят. Он был худ и тщедушен. Глядя на него трудно было подумать, чтобы он мог сильно волноваться, тем не менее, теперь он плакал. Он взял руку незнакомца и крепко сжал ее.
— И так, говорил он, вы его видели, вы его знаете?… Бедный мальчик…. Он страдает…. Говорит–ли он обо мне?… Боже мой!… Боже мой!…
И старый Сэнкуа безсильно опустился на скамью, закрыв лице своими морщинистыми руками.
— Он здоров, сказал пришедший, когда я оставил его, он был здоров!… Он просил меня передать вам, чтобы вы не теряли мужества. Он терпелив…. В этом свете надо иметь много терпения, прибавил незнакомец, точно отвечал на свою собственную мысль.
— И он вас прислал ко мне? вскричал старый Сэнкуа, выпрямляясь. Делайте здесь все, что хотите: мой дом, правда, очень бедный дом — теперь ваш…. Вы здесь хозяин…. Я буду вам повиноваться…. я буду служить вам…. но, не правда–ли, вы мне поговорите о сыне?…