— Филипп — очень хитрый и подлый человек. Думаю, что и Крыщук такой же.
— И замечательно. Значит, когда они все потеряют, поймут, что жили неправильно.
Аня подошла к стене, на которой висел ее портрет на фоне парижского окна. Посмотрела на подпись в углу. «А…» После «А» следовала закорючка, в которой с трудом можно было разобрать «Rabes…» или «Rodes…» Пассажир с похожей фамилией из Парижа не вылетал. В Соединенные Штаты уж точно.
— На таможню прибыл груз — несколько сортов вина «Монте Карло». Сто тысяч бутылок, о котором Вам прекрасно известно. У дона Луиджи такого количества не было и не могло быть, но мы скупили у окрестных крестьян, разлили его по бутылкам и потом, а это самое главное, наклеили этикетки. Но этикетки были изготовлены из самоклеящейся бумаги.
— А зачем? — не поняла девушка.
— Сейчас объясню. Вчера Кухарский лично посетил таможню. Пересчитал коробки, остался доволен. Сегодня он уплатил таможенные сборы, акцизы, налог на добавленную стоимость. Причем влез в страшные долги, перед этим мы забрали у него то, что «Три «К»-траст» была нам должна, и теперь Кухарскому пришлось выложить за вино все остатки средств, личные сбережения, заложить квартиру жены, родительскую, даже тестя упросил это сделать; загородный дом также в залоге и новенький «мерседес». Но денег все равно не хватило, и тогда он взял в долг под честное слово у одной полулегальной кредитной организации, не зная, что эта конторка принадлежит Васе Толстому. А теперь о самоклеящихся этикетках. Сегодня машины с вином отправились в Москву для развозки бутылок по ресторанам и клубам. Но до столицы они не дойдут. Исчезнут, растворятся. Фуры загонят в отстойник, где специально обученные люди без труда снимут самоклеящиеся этикетки и присобачат на бутылки новые. Итальянское вино будет продано как болгарское, кстати, таможенные документы на новую партию оформлены совершенно законным образом, с уплатой всех сборов, да и покупатель уже ждет: за всю партию он готов заплатить триста тысяч долларов. А в выигрыше окажется потребитель, который за какие-нибудь сто восемьдесят или двести рублей приобретет в обычном магазине элитное итальянское вино.
Саша замолчал, а потом вздохнул:
— Все это уже проделано, нравится Вам это, Анна Константиновна, или нет. Или Вам жалко Филиппа? Или его тестя, который лично потребовал подкинуть Вам наркотики и осудить лет на пять? Филипп Антонович, его папаша знали об этом, причем сказали одно и то же: «Абсолютно правильное решение!» — Наша афера — это не акт возмездия. Никто не посадит эту троицу за решетку. Они даже без работы не останутся. Мы трудоустроим их и жилье дадим.
— Все равно, мне это не нравится, — вздохнула Аня.
— Они вернут только то, что нажили нечестным путем. Если бы все проходимцы в России сделали то же самое — представляете, в какой богатой стране мы бы жили сейчас?
Илона не ночевала дома. Вернулась под утро — пьяная и счастливая. Все ее драгоценности: сережки, перстеньки, цепочки лежали в сумочке. Обычно она снимала их перед тем, как ложилась в постель. А так даже в море она лезла во всем блеске. Видимо, она уже побывала в чьей-то постели и, отправляясь домой, не удосужилась надеть их на себя снова. Нельзя сказать, что Филипп очень волновался и переживал, хотя места себе не находил, но по другому поводу — он ждал звонка из Москвы: фуры должны были прибыть туда под утро, если ничего не случится в пути. Но тут как раз заявилась жена.
— Привет, родной, — сказала она и полезла целоваться. От нее пахло шампанским, а губы были липкими от ликера.
— Не приставай, — отмахнулся Филипп.
— Тебя не интересует, где была твоя жена? — покачивая головой из стороны в сторону, спросила Илона.
И добавила после паузы:
— Любимый!
— Отстань! — отвернулся от нее Кухарский.
Звонка из Москвы не было.
— Что-то у меня голова кружится, — мечтательно протянула жена, — с чего бы это?
Она сидела в кресле, покачиваясь то в одну сторону, то в другую.
— Без тебя меня, любимой мой…, — запела Илона и сбилась.
Но начала снова:
— Без тебе мене, любимой мой, земля…
И снова сбилась. Пела она тонко и противно, не только путая слова, но и откровенно фальшивя.
— Без меня тебя…
Наконец вспомнила:
— О! Филя, слушай, как твоя жена замечательно поет.
И запищала еще тоньше:
— Без меня тебе, любимый мой,
Земля мала, как остро-ов…
А телефон все не звонил.
— Филя!
Илона ударила ладонью по подлокотнику кресла:
— Ты, финансист вшивый, почему не спрашиваешь, где была твоя жена?