Времени на раздумья оставалось мало, а денег не было вовсе. И тогда Аня вспомнила об Оленьке Судзиловской.
Они не были подругами, познакомились в экскурсионном бюро. Оленька тоже возила французов, но предпочитала итальянцев, утверждая, что те не такие жадные. Итальянский она знала плохо, но уверяла, что для общения с жителями Аппенин достаточно пятисот слов. Сама же она обладала гораздо меньшим словарным запасом и была уверена, что Петрарка — это марка вермута. К выбору групп она тоже подходила с особой тщательностью.
— Сколько в группе мужиков? — спрашивала Оленька менеджера.
— Бабье царство! — кривилась, когда слышала, что треть туристов женщины.
Но даже узнав, что состав группы мужской, интересовалась социальным статусом каждого из прибывающих.
— Есть бизнесмены, инженеры, два адвоката, зубной врач и даже агент.
— Какой еще агент? — не понимала Судзиловская.
— Не знаю, — равнодушно отвечал менеджер, — здесь так написано.
Оленька была высока, стройна, хотя и полновата немного, зато умела хлопать накладными ресницами, отгоняя мух, и вытягивать губки пухлой трубочкой, изображая задумчивость.
После двухсот граммов виски иностранцам это очень нравилось.
Когда заканчивался ужин и по распорядку дня интуристам полагалось свободное время, Оленька прощалась с группой до следующего дня, желала всем удачно развлечься, а потом говорила, что если кого интересуют тихие местечки с невинными шалостями, адресов которых нет в туристических проспектах, то она может подсказать. При этом таинственно смотрела на заранее выбранную жертву, предварительно изучив его социальный статус по анкете, а также умение расставаться с зарубежными банкнотами во время посещения магазинов и сувенирных лавок. Намеченная жертва сама подплывала к пасти акулы экскурсионного обслуживания и просила показать что-нибудь позлачнее. Как правило, ему показывалась Оленькина квартира с огромной, три на три кроватью и зеркальным потолком. Судзиловская везла гостя домой, прижимаясь к нему на заднем сиденье такси, рассказывала выученную наизусть, как экскурсию, речевку о своем глубоком внутреннем мире, а ночью она складно и громко выкрикивала итальянские слова любви и страсти. Нельзя сказать, что начальство ничего не знало о путешествиях во внутренний мир Оленьки, но за определенные отчисления из ее гонораров делало вид, будто миру внешнему наплевать на все происходящее за пределами отеля или экскурсионного автобуса.
— Сколько тебе нужно? — улыбнулась Судзиловская своему отражению в зеркале, приглаживая бровь.
Брови у нее были несколько широковаты, но высокие, что очень нравилось современным иностранным кавалерам.
— Полторы тысячи? Всего-то? Ой, господи!
Оленька вздрогнула и отшатнулась от зеркала, прижав руку к не очень пышной груди.
— Думала, прыщик на носу вскочил, а это зеркало такое. Полторы тысячи? Как ты думаешь: есть смысл мне силикон поставить? Хотя нет: мужики импортные любят все натюрель.
Аня уже пожалела, что приехала к ней: ведь знала, чем Судзиловская зарабатывает, и просить у нее — значит одобрить это занятие.
— Полторы, а может, тебе больше дать?
— Я, пожалуй, пойду, — произнесла, поднимаясь из кресла, Аня.
— Да погоди ты, — помахала пальчиками Оленька, — смешная сумма. Ты бы сама могла за неделю больше зарабатывать. Я, например, цену никогда не называю. Мне как-то один испанец рублями заплатил. Он курс перепутал, думал, что рубли с их песетами один в один. Дал мне пятьдесят тысяч, предполагая, что это четыреста баксов. Ты представляешь? На следующий день он отвел меня в Эрмитаже в закуток в гардеробе, знаешь, есть такой и говорит: «Я, кажется, ошибся: в пять раз больше Вам дал». Ты представляешь? Я даже заплакала, слезы потекли, натюрель. «Это я в Вас ошиблась! Думала: Вы настоящий мужчина, а Вы такой как все — растоптали меня, унизили, надругались надо мной».
— Так прямо и сказала? — удивилась Аня, вспомнив ее словарный запас.
Оленька задумалась, вспоминая, а потом честно призналась:
— Ничего я не сказала, но именно так подумала — слово в слово. А плакала просто классно! Рыдала вся.
Судзиловская вздохнула, а затем хихикнула.
— Я пошла, — сказала Аня.
— Ладно, — заморгала ресницами Оленька, — дам тебе денег. Только как ты рассчитываться будешь?
— Мне Филипп обещал помочь, но чуть позже, а мне надо сейчас.
— Ну тогда ладно.
Судзиловская поднялась и направилась к платяному шкафу, где, судя по всему, хранила трудовые сбережения.