— Граммов пятьдесят.
— Пятьдесят два, — уточнил Жердяй.
Аня обернулась, чтобы поглядеть, где Виолетта, но та уже скрылась в своей комнате. Еще вчера в тахте ничего не было. Значит, подбросить смогла только она; пока Аня сидела в комнате мамы, Виолетта проскочила, положила коробочку в тахту и смылась. Может быть, и милицию она вызвала.
Но обыск продолжался; осмотрели ящики письменного стола, потом взяли Анину сумочку, стоящую на столе. Милиционер в форме сдернул ее за ремешок и протянул Григорову, тот оглянулся, кому бы отдать, но рядом стояла только бабка. Тогда заместитель начальника районного управления открыл ее, перевернул над столом и потряс: первым выскочил флакончик лака для ногтей, а потом маленькая коробочка с духами, маникюрные ножницы и пилка для ногтей, звеня, посыпалась мелочь и шлепнулась пачка долларов, взятых у Судзиловской.
Григоров заглянул внутрь сумки и вынул голубенький носовой платочек и проездной билет на метро.
После чего отбросил сумочку на тахту и двумя пальцами ухватил тоненькую пачку:
— Это что?
— Деньги, — спокойно ответила Аня, — американские: две тысячи долларов, взятые мною в долг.
— Ах! — вздрогнула старушка и отпрянула так, словно на столе лежала бомба с тикающим таймером.
— Виолетта, — заорал Жердяй, — дуй сюда: здесь кучу баксов нашли!
Голос его казался расстроенным, он даже дал петуха в первом слоге предпоследнего слова — еще бы: его подруга сумела подкинуть коробочку, а в сумочку заглянуть не удосужилась!
Хлопнула дверь в комнате соседей, Виолетта мчалась на зов, но при входе в комнату притормозила.
— Ну чего ты здесь встала? — толкнула Виолетта Любовь Петровну.
— Это наши деньги! — негромко произнесла мама Ани, — мы на квартиру копим.
Держа пачку двумя пальцами, Григоров кивнул своему помощнику. Тот подошел, и майор что-то начал шептать ему.
— А где я найду сейчас цветной ксерокс? — так же шепотом переспросил тот.
Но Аня, стоящая в двух шагах, услышала это и ответ Григорова.
— Здесь на Малом проспекте, возле Девятой линии. Они сейчас еще работают.
После чего майор громко объявил:
— Сейчас мы перепишем номера купюр и отнесем доллары на экспертизу.
Жердяй вздохнул, обернулся и, найдя глазами Виолетту, строго посмотрел на нее.
Начали переписывать номера, Анечка повела маму в ее комнату, а та повторяла все время:
— Что происходит? Я ничего не понимаю.
За стеной звучали шаги, приглушенные разговоры, но обыск все же приутих. Громко причитала старуха.
— Теперь я знаю, кто на лестнице гадит!
Потянуло табачным дымом: милиционеры закурили. Жердяй с Виолеттой наверняка тоже.
— Пепел на пол трясут, — вздохнула Любовь Петровна.
— Ничего, — погладила ее по руке Аня, — я все уберу.
За окном уже стемнело. Дождя не было, но деревья тоскливо скрипели, покачивая голыми ветками.
— Товарищи, а мне можно заявление написать? — с пафосом, как будто речь шла о вступлении в коммунистическую партию, прокричала скамеечная старуха.
— Какое заявление? — ответил ей голос Григорова.
— О том, что эта девка приезжает в наш двор на иностранных машинах с мужиками. Они гадят на лестнице, а потом у нее дома занимаются непотребностями за доллары.
— Не надо!
Григоров увидел входящую в комнату Аню и ласково похлопал старушку по плечу:
— Ладно уж, пишите.
— Дай бумагу и ручку, — приказала бабка девушке, — только побыстрее, стерва.
Виолетта с Жердяем скромненько развалились на тахте и курили, сбрасывая пепел в бронзовую чернильницу, доставшуюся Ане от Сергея Сергеевича. Чернильница была круглой и с барельефом — гончие собаки гнались за лисичкой.
Один из милиционеров выдвигал книги на стеллаже, но делал это лениво, даже не заглядывая внутрь полки — просто выдвигал и вставлял обратно: все, что было нужно, уже найдено. Старуха, усевшись за письменный стол, строчила заявление, а милицейский сержант, стоя рядом, от нечего делать следил за этим.
— Не сутянер, а сутенер, — подсказал он и посмотрел на старшего, — ведь правда, товарищ майор?
— Что? — не понял отвлекшийся Григоров.
— Она пишет, что гражданка из восемнадцатой квартиры нарушает нормы социалистического общежития вместе со своими сутенерами.
— Пусть пишет, что хочет, — отмахнулся майор, — у гражданки Шептало и так статей выше крыши.
Вскоре вернулся взмокший от усердия помощник Григорова. Он кивнул головой начальнику, и тот, взяв пачку долларов, объявил собравшимся: