Пролог
В большой темной комнате было сыро и холодно. Как будто помещением годами никто не пользовался, крыша испортилась, и по весне вода протекала внутрь здания, чтобы потом прорасти на стенах и полу скользкой плесенью. Запах плесени кажется витал в воздухе.
Джейн села ровнее, слепо оглядываясь вокруг. Но солнечных лучиков, проникавших в щели ставень было катастрофически мало, чтобы разогнать тьму. Только пылинки, непонятным образом сочетавшиеся с здешней плесенью, выводили свои танцы фейри, сбивая девушку с толку.
Сколько она не силилась, но разглядеть в чернильных пятнах теней ничего не могла. В конце концов Джейн оставила бесполезное дело, прикрыв напряженные глаза, так стало легче, и пульсирующая боль в затылке отступила. А вот в руках наоборот усилилась – саднило и щипало стертую до крови кожу на запястьях, колючая шершавая веревка впивалась в плоть, и с закрытыми глазами все ощущения становились в разы сильнее.
А больше всего тревожило то, что она не помнила, как именно здесь очутилась. Кто связал ей руки и оставил здесь в темноте? Как долго будет продолжаться ее заключение? И что сейчас делает ее ветреный муж?
Мысль о Михаиле заставила сжаться сердце сильнее. Что если он сейчас тащится за очередной юбкой, когда она, замкнутая неизвестно где, неизвестно кем, и неизвестно для чего. И вряд ли причина ее заключения носит развлекательный характер. На глаза навернулись незваные слезы, и злоба на Михаила, на свою доверчивость и слабость.
Разъяренно и обиженно сопя, Джейн не сразу услышала скрип приоткрытой двери, поэтому испуганно содрогнулась, переживая круги боли, что подобно кругам на воде, сжимали обручами ее голову. Когда яркие пятна перед глазами перестали танцевать, а глаза смогли различать хоть что-то в однородном полумраке, девушка поняла, что в комнате она уже не одна.
Ее сердце затихло, а потом пустилось в дикий танец безумного бокора с далекого острова Таити. Она узнала мужчину, который неторопливо надвигался на нее, и от удивления застыла, не сразу подобрав слова. Но, по крайней мере, страх и тревога, держащие в напряжении ее мысли понемногу отступили. Если он здесь, то скоро все кончится:
– Это какой-то розыгрыш? – спросила его Джейн, и не узнала свой голос.
Мужчина покачал головой, озирался, выискивая что-то в темноте, выхватил как ниоткуда стул, и присел возле Джейн.
– Нет, моя дорогая, – благодушным голосом наконец ответил он. – Ты очень мне мешаешь. Очень. А вот твоя смерть как раз будет полезна. Тебе, наверное, интересно, как так получилось?
Джейн активно покачала головой, почувствовав, что страх вернулся к ней с новой силой. От ужаса она даже не чувствовала боли, пока и раскаленным гвоздем не пронзила ее голову от затылка до лба, и девушка задохнулась от боли, теряя сознание. На грани сознания мелькнула мысль: ну как он мог? И мир угас.
Глава 1
Джейн не верилось, что ее приняли на работу. Да еще так легко. Она считала, что придирчивая Людмила начнет допытываться и проверять каждое сказанное слово. Так бы и должна себя вести подозрительная ко всему изменница Отчизны. Но то ли Нарчинская слишком хорошо играла, или совсем была не в курсе дел мужа, но получилось так, что она только просмотрела документы, которые ей подала Джейн, и с озабоченным видом выслушала бережно заготовленную историю.
«Сеньора Хелен стала слишком ревнива из-за второй беременности… Она слишком придирчиво относится к каждому взгляду, который бросает на меня сеньор Александер. А потом устраивает скандалы. Но последней каплей стало то, что из моей зарплаты высчитали половину», - ложь гладко ложилась, но Джейн было не по себе, оттого, что приходилось кого-то обманывать, да еще очернить собственную подругу в глазах других людей.
- Да, твоя внешность может стать проблемой, - возвращаясь из далеких размышлений в гостиную, согласилась Людмила Нарчинская, и ее глаза вспыхнули неприязнью. – Но пока мы не найдем кого-нибудь лучшего, можешь остаться.
У Людмилы и Архипа Нарчинского было двое детей, пятилетний Орест и двенадцатилетняя София. Девочка почти закончила домашнее образование, и планировала осенью поступать в Одесский институт благородных девиц, чтобы уже там углублено изучать французский и польский языки, историю, географию, риторику, философию, Слово Божье.
Княгиня Оболенская после общения с начальницей Одесского института очень негативно отзывалась о пансионатах закрытого типа, считая, что обучение там неоправданно дорого – тысячу рублей в год. Это при том, что девушек учили домоводству, рукоделию, танцам и иностранным языкам. А таким дисциплинам как география, история, арифметика уделяли слишком мало внимания, излагая поверхностно, искренне полагая, что замужней женщине в дальнейшем все эти науки все равно не понадобятся. Хелен такой подход к обучению возмущал, и она настаивала на домашней учебе для Саши Оболенской.