– Слушай, доктор, ты что, пришел у меня бабок просить? – прищуренный взгляд обмерил его с головы до ног. Через минуту Андрей вышел из квартиры, сунул ему три пятитысячных купюры, – На вот тебе, хватит пока… Да, только постарайся вылечить. Вылечишь, молодец. Не вылечишь, бабки вернёшь в двойном размере.
– Денег не нужно, оставь их себе.
– Эээ, брат, ты не понял. Это тебе просто за труды. А за то, что ты её лечить берёшься, ты мне ответишь. Ну, так, чтобы я понял, что она там не просто лежала, а, чтобы кто-то этим лечением занимался.
– Ладно, без ваших денег обойдёмся.
– Ну-ну, как знаешь.
Она умерла через две недели, не смотря на старания врачей. Леонид Васильевич договорился о почти бесплатной химиотерапии в соседнем корпусе онкологии за пятнадцать тысяч Андрея плюс насобирали персоналом кое-что, но ослабленный операцией организм пожилой женщины не справился. Корнов вошел в свой кабинет, налил себе сто граммов из запотевшей бутылки, хранившейся в маленьком служебном холодильнике. Выпил. Зашел Костя Делюгин, сел рядом, на кресле.
– Только с похорон пришел. Она классной училкой была, строгая такая и справедливая, интеллигентная. Когда на уроке у нее сидели, муху было слышно. Но не потому, что боялись её, просто интересно урок вела. Мы её «Графиней» звали. Всего-то ей семьдесят два было. Серега, её племянник, приехал из Владивостока, мы с ним вместе в одном классе учились. Он ничего об операции и лейкемии не знал, звонил ей постоянно, а она ничего ему не сообщала. Говорила, всё хорошо, приезжай. Собирался приехать к ней на днях и приехал… На похоронах никого из родных не было, кроме него.
– А сын? – резко вскочил Леонид Васильевич, – Его что, не было?
– Нет, Леонид Васильевич… Он у нее вообще темная лошадка, сначала на нашем оружейном работал, потом артель шабашников организовал, пистолеты на утиль принимает. В общем, деловой кабан. А почему вы так ей интересуетесь, Белозерцевой?
– Да так, Кость, что-то обидно мне стало. Для кого мы этих старух со стариками лечим, если они не нужны никому, кроме нас?
Заведующий отделением вышел в коридор, дошел по нему в ординаторскую, вошел в неё. Она была пуста в это время. Он налил себе двести грамм водки и выпил, закусив бутербродом, лежащим с утра в холодильнике. Раздался звонок.
– Привет, доктор. Это Андрей Белозерцев. Приезжай, разговор у меня к тебе. В твоих интересах, – по его тону Корнов решил, что лучше приехать.
– Сейчас не могу, на работе.
– Лады, приезжай завтра пораньше. К девяти сможешь?
– Хорошо, приеду. Адрес диктуй.
На следующий день он взял отгул до обеда и поехал к складу на окраине города, где по его данным находилась фирма Белозерцева. Он постучался кулаком. Вышел охранник.
– Ты к кому, – хмуро спросил он.
– Белозерцева позови, разговор к нему есть, – крикнул он напоследок.
Он постоял немного перед воротами, потом повернулся и зашагал прочь, но услышал резкий скрип открываемой калитки и повернулся. Из проема вышел Андрей.
– Привет, доктор. Заходи, не бойся, – мутные его глаза смотрели с презрительной насмешкой.
Они прошли к невысокой пристройке высокого складского комплекса, у которого был въезд с противоположной стороны. В этой части заднего двора стояла разная рухлядь, видимо когда-то здесь была автослесарка или склад металлолома. Прошли по лабиринту слабоосвещенных узких коридоров в его кабинет.
– Садись. Водку будешь?
– За рулем.
– Лады, а вот я буду, – с этими словами он достал из закрытой засаленной полки стакан и литровую бутылку водки. Налив себе полный стакан, перекрестился и выпил, – Знаю, что ты её вытянуть пытался. Но, видимо, ты меня неправильно понял. Я тебе базарил про то, что ты мне долг должен вернуть в моральном плане. Ну, поговорил бы для начала со мной, рассказал бы про последние дни её… А то видишь, тут у меня бизнес, времени ни на что нет.
– Какой ещё долг в моральном плане? У тебя даже не было времени к ней на похороны прийти. Я уже не говорю о больнице.
– Ну да, конечно, я же здесь, по-твоему понты колочу. Я её чин чином помянул, а памятник потом поставлю… Ты меня значит, тут учить приехал, чё я должен, чё не должен? Ты кто – проповедник, блин, гуру? Ты – обычный врач со своей клятвой гиппократовой. Ты должен мне сейчас петь про то, почему ты мне не сказал, что она умрёт. Почему я, б..ть, должен узнавать о её смерти через санитарок?! Почему ты мне лично не позвонил?
– У нас такой порядок… О моих должностных обязанностях ты можешь… – начал сбивчиво Леонид Васильевич, не ожидав такого поворота.
– В жопу их себе засунь, падла! Вам только баблосы наши видятся. Вот тебе, баблосы, – он показал кукиш, – Работать ни х.. не хотите, инструкциями прикрываетесь!
Его серые водянистые рыбьи глаза смотрели на доктора с таким презрением, что тот не выдержал:
– Иногда мне становится обидно… - медленно сказал Леонид, - что я, к сожалению, только хирург, не патологоанатом. Может быть, это не люди таких рожают, а где-то в долине Мордора из грязи вылезают такие вот уроды?
– Ты все мне сказал? – прищурившись, спросил Андрей, - Или ещё что нароешь из сказок? Что типа я – Кащей Бессмертный или Змей Горыныч?.. У тебя всё, сука?.. Сейчас, погоди, тебя выведут, - с этими словами взял телефон, - Алексей, выведи его… А ты постой за дверью пока тебя не проводят, – обратился он к доктору.
Васильевич вышел за дверь, хлопнув дверью, прошел по заковыристому коридору до какого-то тупика. Поняв, что заблудился, пошел на свет в незнакомый конец коридора. Там была лестница в подвал. Внезапно распахнулась прикрытая им дверь. На пороге стояла фигура высокого амбала…
Он выдернул из рук доктора мобильник, выволок его наверх, в коридор. На выходе из полутемного тамбура «офиса» неожиданно для Леонида Васильевича прыснул баллончиком в лицо, пока «клиент» протирал глаза, ударил его сверху кулаком по голове, потом бросил в открытую дверь.
Он сидел перед ними в тесном помещении, похожем на бытовку. Андрей и второй, «верзила», стояли перед ним, криво улыбаясь. На столе стояла недопитая Андреем бутылка водки и лежал листок бумаги с ручкой. Молчание прервал Белозерцев. Достав из куртки доктора его права, спросил его:
– Жить хочешь?
Доктор тихо сказал:
– Да.
– Тогда сейчас прокатишься с нами. Мы тебя поучим немного.
…Заходящее Солнце слепило глаза. Он встал и очередной раз, шатаясь, прошел несколько метров и опять упал в снег. Где-то рядом шумело шоссе. Лежа, глядя на заходящее солнце, протянул к нему руку, как будто пытаясь светом заходящей звезды согреть замёрзшую и дрожащую от мороза пятерню. Её лицо, лицо Графини смотрело на него в ореоле скрывавшегося за дальней лесополосой солнца, и она, улыбаясь своей безмятежной улыбкой, нежно говорила ему: «Да хранит тебя любовь, мой мальчик».