Гриша не прерывал Валериного монолога. В первый раз друг говорил с ним об Йоко. Валера уже целый год жил со своей аспиранткой, помогал ей, у них была общая цель и интересы. Валера был увлечен и Гриша ему немного завидовал: друг обладал девушкой, в которой сочеталась современность и экзотизм. Йоко, изящная статуэтка с мощным научным потенциалом … Да, надо честно признаться: у Валеры женщина 25 лет, а у него Маруся 52 лет … Аллка старше, чем Йоко … Валерка — везунчик. Как всегда. И вдруг … «я живу с куклой». Валерке вовсе не было так уж хорошо. А теперь еще и это …
— Я слышу тебя, Валера. И вот я тебя спрашиваю: как ты? С тобой как? Как ты будешь жить?
— Да, при чем, Гриш, тут я? Хорошо я буду жить без нее жить. Прекрасно. Наверное скоро забуду. Постараюсь забыть. Я же — эгоист. Вот в чем ужас! Она умрет, я — нет. Вот так я тебе честно говорю.
— А она тебя любит?
— Не знаю. Азиаты — другие. Кто я для нее? Мужчина ее жизни, отец ее будущих детей? Учитель? Я так и не понял. Может я для нее «сенсей»? Какое сейчас это имеет значение. Не думал я, что с ней так все будет закончено.
— Валер, мне приехать?
— Нет, ее не будет, а я буду все лето работать. Может на ее защиту приедешь … посмотрим.
Гриша повесил трубку и еще очень долго не спал. Звонок друга взбудоражил его. Молодая женщина обречена. Гриша сразу стал видеть в этой ситуации себя. «А я?» — вот что его интересовало. Смерть? Он боялся не столь смерти, сколь сопутствующих ей страданий. Если ты способен думать, размышлять о происходящем, о тех, кого ты оставляешь, тогда да — уходить невыносимо, но если твоя жизнь превращается в невыносимые мучения, ты делаешься комком боли, то, нет, жить уже не хочется, смерть кажется избавлением. Что тут думать, это так. А вот, если бы он был на месте Валеры, если бы его девушка … А тут все сложно. Гриша и не заметил, что совершенно перестал думать о Йоко и Валере, его мысль приняла размытый характер проблемы в целом: терять любимую девушку. На свете же уже есть маленький роман Эрика Сигала «История любви»: молодой парень теряет любимую, которая умирает от рака, как говорится «у него на руках». Но в том-то и дело … про «любимую» — романтично, а про … уже нелюбимую? … как? Уже не в силах сопротивляться желанию писать, Гриша встал, пошел к компьютеру и немедленно, очень быстро, ничего не стирая, начал набрасывать схему будущей книги:
— Экзотическая любовь: молодая японка, для которой ты — наставник и Учитель, с «большой буквы». Она смотрит на него снизу вверх в прямом и переносном смысле. Он ее выше на полторы головы, вдвое тяжелее и старше. И знает в 5 раз больше, и опыта у него в 10 раз больше. Он — ее идол.
— Долгий, длиною почти в год, период наслаждения маленьким хрупким желтоватым матовым гибким телом, идеальным, хотя и не в европейском смысле: ноги не длинные, чуть кривоватые и слишком плотные. Зато узенькая спина, тончайшая талия, миниатюрное точеное лицо с пристальными глазами-стрелами, нежная, ровная, без изъянов кожа. Наслаждение своей властью, авторитетом, доминирующей силой.
— Осознание разности между нею и собою, взаимного глубинного непонимания. Невозможность постичь «чужого». Глухое раздражение несовпадением. Речь сводящаяся только с правильному английскому иностранцев, другой культурный и жизненный опыт, другой менталитет, полное отсутствие чувства юмора, взаимное грядущее неприятие их семей.
— Одиночество вдвоем, самое страшное и безысходное, потому что другой не дает поводов для конфликта, нет разрядки, напряженность не уходит, а только копится. Каждый день приближает к концу, но предлога поговорить и попытаться объяснить ситуацию не находится. Да, и поймет ли она «ситуацию»? А ей хорошо? Видит ли она, что что-то не так, или всем довольна? А вдруг она всем довольна? Тогда он причинит ей боль! Больнее всего — не понимать «почему и за что?» Вдруг так будет. Как ее прогнать? Как ее обидеть? Легко было уйти, когда ты обижал и оскорблял, но получал тоже самое в ответ. Разрыв всегда был избавлением, а сейчас было бы не так. Мог ли он обидеть эту женщину-ребенка? А может она вовсе не ребенок? Почему он ее так видит? Может она мудрее его? Но это неприятно, не нужно ему. Не нужно и все …
— Надо ждать до ее защиты … Он ей «должен». Он всегда завершает начатое. Ничего, можно потерпеть, но как трудно быть неискренним … а ничего, потерпит, не умрет … И все-таки ужасно, что он любил, а теперь терпит … страсть заменилась покорным терпением, но тут ничего не поделать … Он умеет терпеть, но не умеет становиться жертвой, не считает нужным. Он даже придумывает отличное себе оправдание: он в итоге расстанется с ней для ее же блага. Не стоит держать девушку. Он не может сделать ее счастливой. По сути он всегда такое для себя придумывает, чтобы было легче уйти, чтобы без моральных мучений и комплексов вины. Он вообще не любит считать себя виноватым.