Граф сократил расстояние между ними в ноль и вжался в Леру всем своим железным корпусом. Лера зажмурилась. И гадать не надо было, что намерен дальше делать этот хам, поэтому, идя на опережение, она с силой поджала губы. И в следующее мгновение почувствовала, как грубые пальцы впиваются в ее щёки, вдавливая их в челюсти. Губы разжались сами собой.
- Шлушай, ты же деловой человек, - зашипелявила ими Лера, лишь бы не давать ему к ним прикоснуться. - Давай, как деловые люди поговорим. Я могу жаплатить жа швою швободу. Миллион. Мне фолько фелефон мой нужен…
- Нет никакого миллиона. Дурочка, ты отыграла бесплатно. - Граф, казалось наслаждался ее смятением, глаза его выражали интерес помноженный на похоть и нетерпение получить желаемое. - Я же сказал, тебя использовали. И непременно уберут, когда ты останешься без присмотра. Подкупом и устранением журналистов у нас в стране всегда занималась одна определенная структура. От той структуры ты скорее пулю в лоб получишь, чем миллион деревом за безрассудство. А я их грязную работу делать не собираюсь. Они знали, что живой тебе из «контракта» не выйти, кино смотрели в прямом эфире и записывали. А ты очень удобная жертва обстоятельств. Сделала дело и адьёс. Понимаешь?
Шок. Паника. Лера похолодела. Даже моргать не получалось. Что-то в тоне, каким Граф с ней говорил, не оставляло сомнений в его компетентности в данных вопросах.
- И пока я решаю эту проблему, в твоих интересах быть здесь, под моей охраной, а не в своей халупе, которую мои пацаны вскрыли, как хлебницу.
Граф замер в миллиметре от ее губ, серым, ледяным оползнем проникая через радужку прямо в душу.
- Давай так: ты же любишь писАть? Будешь писать о том, как я тебя… как мы с тобой кувыркаемся. Я у тебя потом писульки твои куплю. За миллион.
Ну и шуточки у его сиятельства!
Она где-то читала, что с людьми нужно говорить их же языком, в том же тоне и манере. Схожесть вызывает симпатию или, по крайней мере, притупляет агрессию. Ворчуны любят ворчунов, поэтому приподьездные бабки сбиваются в стаи; неграмотные, малообразованные люди легко становятся преступной или революционной массой, и только юмористы друг друга ненавидят.
- Иди ты на хрен! - выплюнула Лера.
- Зелёных!
- Пошёл на хрен, Граф, чего непонятно?
- Принципиальная? - он вдавил ее затылок в стену, а в живот упёрся своей мачтой. - Или торговаться не умеешь?
- Просто не верю ни одному твоему слову! - прошипела Лера сквозь зубы, злясь уже даже больше на себя. Потому, что почувствовала тёплую влажную волну между ног.
- Не могу запретить любить Родину тем способом, который тебе ближе. Но подумай сама, что лучше: лежать с простреленной башкой где-нибудь в канаве или кончать подо мной… Твой слог вызовет профессиональную зависть у всех романисток. Я уверен почему-то в этом.
Воспользовавшись замешательством уязвлённой жертвы обстоятельств, Граф впился своими жгучими, влажными губами в Лерин рот, проник своим скользким горячим языком глубоко, как будто совесть свою там искал.
Леру неистово заколотило. От злости, от возмущения. От потери контроля. И болезненного, неправильного возбуждения. Это и подстегнуло к ответным действиям. Лера, уличив момент, сильно сжала резцами нижнюю губу Графа.
- Мммм, шука… - прошипело сиятельство, отпрянув от Леры. Провёл тыльной стороной ладони по губам, размазывая кровь. - Ты охренела? Ты жнаешь, што я ш тобой жделаю?
- Да мне всё равно! Только я тебе и пальцем себя тронуть не дам, пока я живая. - Она нащупала справа от себя что-то похожее на холодное оружие и выставила вперёд, как шпагу.
Туше, Граф!
- Жонтиком меня решила напугать?
- Если сделаешь хоть шаг, я тебя им и проткнуть смогу!
Они стояли и дышали друг в друга взаимной яростью с примесью чего-то дикого, непонятного и запретного. Чего Лера сознательно избегала всю жизнь.
- Брось штык, солдат! Не трону… - Граф поднял ладони, сдаваясь.
Лера чуть расслабилась, но снимать Графа с прицела зонта не собиралась.
- Теперь, дикая, я буду не я, если не попробую тебя. Деваться тебе все равно некуда. - Граф оглядел кисть со следами собственной крови. - Только ты сама попросишь! Умолять будешь… можем поспорить.
Лера рассмеялась. Нервно, конечно, получилось, но она надеялась, что не менее правдоподобно-презрительно.
- Прекрасное чувство юмора, Граф, бра… во… - последнее Лерино слово утонуло в звуке открываемой двери. Граф распахнул ее и сказал в коридор: