Считать время, находясь в темноте, сложно. Вернее, вообще невозможно. А значит, и контролировать время сна и бодрствования не получалось. Заняться было нечем, поэтому бытие начинало замедлять скорость своего движения. Становилось сложно концентрировать внимание. Чеар стал мечтать о будущем, вспоминать то, что с ним случалось раньше, при этом ставя себя на место тех людей, с кем его воспоминание было связано, и пытаясь понять, почему они повели себя так, а не иначе.
Но это помогало только вначале. После того как Чеар пару раз свалился в тяжелый сон без сновидений, длящийся неопределенное время, может, мгновение, а может, целую вечность, сосредоточиваться во время бодрствования становилось все сложнее и сложнее. Пару раз Чеар испытал сильное чувство голода, что позволило ему предположить, что времени прошло уже много, может быть, даже целые сутки миновали с того момента, как его бросили в яму. Спокойствие, которое всецело владело им вначале, сменили тревога и сомнение. И именно в этот момент Чеар вновь отдался сну или то была только легкая дрема, поверхностная и неуловимая.
То ли во сне, то ли наяву Чеар сидел на полу и размышлял о предстоящем процессе над ним и вдруг перед ним стали возникать такие яркие, красочные и реалистичные картины, что он вмиг забыл, где он и кто он.
Вот Чеару лет пять или шесть. Над головой ярко светит Ченезар, середина летнего дня. Он вместе со своим товарищем по имени Леавил, отцом которого был конюх по имени Терлон, служивший в доме Литы, ей тогда было только около четырех лет. Чеар и Леавил сидят в тени старой вишни, выросшей чересчур высокой, чтобы срывать с нее ягоды таким мальцам, как они, раскинувшей свою крону во все стороны. Рядом с ними бегает какая-то маленькая собачонка, серая, коротколапая, с хвостом, завитым финтифлюшкой. Она крутится около ребят, пытаясь получить кусок горячей лепешки, что они едят, или порцию ласки, а может, и то и другое.
Чеар отломил небольшой кусок хлеба и, повертев у носа собачонки, кинул его подальше. Она тут же кинулась за едой, язык вывалился из ее рта на бок, а лапы забарабанили по земле частой дробью.
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – еле выговаривая слова, с набитым хлебом ртом спросил у Чеара Леавил, почесывая при этом грязную босую пятку.
Чеар пожал плечами, он не думал еще об этом.
– Вот я бы хотел стать торговцем, поплыл бы с товарами в Замнитур и дальше в восточные страны, побывал бы в столице островной Гралии – гарлионе Ченезар, увидел бы цветущий остров Дебус, бился бы с лживыми гордарами и морскими чудовищами, а потом бы стал уважаемым и смог основать свой род. У меня была бы красивая жена, а может, даже две или три, я слышал, такое допускается в восточных землях. И делал бы только то, что сам захотел, и никто мне никогда не мог ничего приказать.
Чеар погладил вернувшуюся собаку, взъерошив ей челку.
– Молодец, молодец, – говорил он, обращаясь к ней, а потом поинтересовался у Леавила:
– А что ты в торговцы решил пойти, твой же отец конюх?
Товарищ насупился и оттолкнул ногой собаку, которая подошла просить кусок лепешки, после чего со злостью ответил:
– Я ненавижу запах коней, я всю свою жизнь только их и вижу. Мой дом за стойлом и мне постоянно приходится нюхать, как воняют эти животные. А еще мне обидно, что отец унижается перед хозяином, что льстит ему. Дома он другой. Чуть что, сразу долбит по затылку и все учит, вот будешь так себя вести, никогда не станешь конюхом, словно на этом ремесле клином свет сошелся. Никогда не стану конюхом!
Чеар выслушал товарища, при этом утешающе поглаживая вернувшуюся к нему собаку.
– А вот я люблю кузницу, – сказал Чеар. – Мне нравится, как там пахнет, а еще люблю смотреть, как из жидкого металла появляются разные вещи, вернее, заготовки вещей. У меня будет своя кузница, точно тебе говорю. Рядом поставлю большой дом. Все будут приходить ко мне и просить сделать что-то нужное для них, а я буду делать это и передам все секреты мастерства своего сыну. И все у нас с ним будет хорошо, и будем мы жить долго и счастливо.
Леавил вопросительно посмотрел на Чеара.
– Что не так? – не понимая реакции товарища, спросил Чеар.
– А откуда у тебя сын-то возьмется? Без женщин это не получится. Или ты не слышал о всяком таком?
Чеар никогда не задумывался о том, зачем нужны женщины. Просто иногда они живут с мужчинами. У него не было мамы, и он считал, что ее никогда не существовало, а появился он у отца вот так сразу таким, какой он сейчас есть.