– Пить, – попросил Теберон у Калии.
Как только девушка отошла от него на пару шагов, Керий рухнул на лежак. Руки и ноги наотрез отказывались слушать его. Калия принесла ему воды и, приподняв его голову, помогла напиться.
Как же это было приятно. Просто пить воду. Такую мягкую и желанную. Каждый глоток наполнял его силами. Есть вода – и ты не думаешь о ней. А как только она заканчивается, сразу начинаешь понимать, что она значит. Такая прозрачная и податливая, такая бесформенная и юркая, такая простая вода.
Когда чаша была пуста, Керию стало намного лучше. Он позволил себе закрыть глаза и расслабиться. Калия тем временем стала протирать его влажным полотенцем. Лицо, руки, ноги. Вода творила чудеса. В теле появилась легкость.
Теберон решил не тратить время зря и поспать. Сон был глубоким и крепким, без видений. Покой спящего берегла Калия. Она продолжала обтирать тело Керия полотенцем, теперь пропитанным какими-то травяными отварами. Они были душистыми и могли бы напомнить Теберону о доме, но он слишком глубоко погрузился в сон. Калия делала свое дело и разглядывала Теберона, будто пытаясь что-то понять, найти ответы на какие-то мучившие ее вопросы.
Часть II Глава 3. Рабство
Глава 3. Рабство
Судьбой начертан этот путь,
Нельзя с него на шаг свернуть.
Свобода воли – лишь обман,
Мы пешки, призраки, туман.
Сидение в клетях избавляет от необходимости идти, сбивая ноги в кровь. Однако в этом есть и свои минусы – узница была настолько мала, что от скрюченного положения, в котором приходилось пребывать, затекли все конечности. Руки нестерпимо ныли, а ноги временами сводила судорога.
«По крайней мере, я жив», – утешал себя Чеар.
Все другие пленники – незнакомые люди и товарищи из балагана – шли вереницей со связанными руками, кто был покрепче, того сковали цепями. С'Эиллы, дочери хозяина балагана, среди них не было. Чеару, как самому крепкому среди пленных, полагались клети. Работорговцев возглавлял некий О'Тог. Хозяин – так просто, можно сказать, по-семейному, обращались к нему остальные собратья по ремеслу. Так же следовало называть его и вновь обращенным рабам. О'Тог был скверным типом, человеком настроения. Чеар старался не смотреть на хозяина, реакция работорговца на взгляды рабов порой была чересчур жестокой.
– Что глазами рыщешь? – раздался голос хозяина из-за спины Чеара, при этом по клетке чем-то с силой ударили.
Чеар решил склонить ниже голову и промолчать.
– А ну, ребята, вытащите этого раба из клети.
«Вот и прогорел мой план быть тише воды, ниже травы, а там, может, про меня не будут вспоминать», – с сожалением подумал Чеар.
Он не стал сопротивляться, когда его вынули наружу.
«Меньше брыкаешься – быстрее заживут синяки». Пришлось стерпеть кнут на своей спине и хозяйский сапог, бьющий по брюху. Стерпел и запомнил.
Еще пара ударов, и его, как отбивную, волокут в конец колонны.
Чеара бросили к ногам незнакомца. Это был не молодой человек, но и не старый, вроде не высокий, но и не низкий, его нельзя было назвать худым или полным, все в нем было усреднено. Волосы незнакомца и борода были рыжими. Они сбились и выглядели, как грива у льва. Он носил истрепанные рубаху и штаны, а на ногах были надеты сильно поношенные сандалии.
– Теперь этот отброс – твоя забота, – кратко и предельно ясно сказал один из работорговцев, обращаясь к незнакомцу. – Упадет он, понесут вперед ногами вас обоих.
Чеар с трудом поднялся. Работорговцы переглянулись и довольные результатом зашагали в голову колонны.
Чеар пошел по дороге, опираясь на подставленное плечо незнакомца. Рядом никого из балагана не было. Ноги после долгого бездействия плохо слушались, и ходить на них было сродни акробатическому трюку, как будто к ним были подвязаны длинные ходули.
От ходьбы к ногам прилила кровь, а вместе с ней постепенно стала возвращаться и чувствительность.
– Скоро мы освободимся, – неожиданно сказал незнакомец. – Вот увидишь! Я это точно знаю.
– С чего ты это взял? – шепотом спросил Чеар.
Незнакомец поднял палец правой руки вверх.
– Бог сказал!
«Обезумел», – решил Чеар.
– Не веришь? Вижу, не веришь. Но ничего, потом все увидишь сам.
Дорога тянулась вперед. Рабы шли молча, а работорговцы обменивались лишь отрывистыми фразами. Накопившаяся за день усталость требовала немедленного привала, да к тому же все хотели есть.
Однако идти по пыльной дороге сейчас становилось даже приятно. Камни, которыми она была вымощена, еще не остыли от полуденного жара, который передавался босым ногам, согревая, в отличие от недружелюбного, быстро остывающего ветра. Ченезар задел своей кромкой край земли. До ближайшего подлеска оставалось совсем немного. Работорговцы начали перекличку. Из обрывков их фраз стало ясно, что О'Тог решил встать на ночлег в ближайшем подлеске.