Да, руководство социалистической партии в целом осталось безучастным. Оно ничем не помогло восставшим. И все-таки один из наиболее видных деятелей партии — Джачинто Менотти Серрати — сделал все, что мог. Он предпринял героическую попытку пробраться в Турин, чтобы принять участие в вооруженной борьбе хотя бы как рядовой боец. Он не мог вычитать о туринских событиях в газетах; этому, как уже сказано, препятствовала цензура военного времени. Откуда же узнал Серрати о том, что в Турине происходит нечто из ряда вон выходящее? Очень просто: из слухов, слухи циркулировали в народе, и никакими силами правительство не могло воспрепятствовать их распространению. «Аванти!» выходила в Милане. И вот редактор «Аванти!» садится в Милане в поезд, идущий в Турин. Из предосторожности он сходит с поезда в Кивассо, считая, что в Турине вокзал непременно должен быть оцеплен полицией. Между Кивассо и Турином в обычное время ходил трамвай, однако оказалось, что трамвайное движение прекращено. Остается одно — идти пешком в Турин. Что Серрати и сделал!
Главный редактор «Аванти!» с трудом добрался до центра Турина, был там опознан карабинерами и препровожден в их казарму. Карабинеры запросили распоряжений от туринских властей. Последние приказали отправить редактора «Аванти!» в Милан. Что и было сделано…
После подавления туринского восстания Серрати вместе со многими другими был арестован и предан суду военного трибунала. Ему было предъявлено обвинение в косвенной государственной измене. «На митинге в честь русской революции вы выкрикивали не только «Да здравствует русская революция!», но и «Да здравствует итальянская революция!» — заявил прокурор. И Серрати ответил: «Подтверждаю полностью».
Военный трибунал признал его «морально ответственным» за туринские события и приговорил к трем с половиной годам заключения за «косвенную измену».
В тюрьме Серрати переводил роман Барбюса «Огонь». Статьи Серрати появлялись в «Аванти!» регулярно, но под странным псевдонимом: «№ 48». Таков был номер камеры, в которой содержался старый Джачинто Менотти. Директор тюрьмы просил Серрати передавать статьи в «Аванти!» хотя бы через него, директора, но только не разлагать служащих тюрьмы…
Осужденные по делу о туринском восстании пробыли в тюрьме года полтора. Освободила их амнистия девятнадцатого года, послевоенная амнистия; итальянские буржуа, упоенные победой, прощали недругам своим…
Туринское восстание подавляла так называемая бригада «Сассари», она состояла почти исключительно из крестьян провинции Сассари. Правительство рассчитывало на рознь, а порою и на антагонизм между рабочими развитого индустриального севера и нищими мужиками-южанами. И в августе семнадцатого года эти расчеты оказались правильными.
Вот эти-то раскол и рознь между рабочими севера и крестьянами юга и были основным орудием политического господства буржуазии. И великой заслугой Антонио Грамши было то, что он исключительно ясно понимал это и сделал своей целью устранение этого антагонизма. И не только устранение антагонизма, а и достижение единства, создание революционного союза севера и юга, революционного союза рабочих и крестьян!
Еще в дни восстания рабочий-дубильщик, сард, уроженец Сассари, был послан восставшими поговорить с солдатами-сардами и узнать, каковы их настроения… Рассказ этого отважного посланца Антонио Грамши привел много лет спустя в своей, к сожалению, незавершенной работе «Некоторые аспекты южного вопроса». Работа эта вопреки сухому названию своему читается, как роман. Итак, вот что поведал этот самоотверженный парень:
«Я подошел к биваку, разбитому на одной из площадей, и завел разговор с молодым крестьянином, который радушно выслушал меня, потому что я, как и он, был родом из Сассари.
— Зачем вы пришли в Турин? Что вы собираетесь здесь делать?
— Мы пришли, чтобы стрелять в господ, которые устраивают забастовки.
— Но ведь устраивают забастовки не господа, а рабочие, а они — бедняки.
— Здесь все господа: все носят воротнички и галстуки, зарабатывают по тридцать лир в день. Я знаю, кто такие бедняки, и знаю, как они одеты; у нас вот в Сассари действительно много бедняков. Все мы мотыжники-бедняки и зарабатываем полторы лиры в день.
— Но я тоже рабочий и бедняк.
— Ты беден потому, что ты сардинец.
— Но если я буду бастовать с другими, ты будешь стрелять в меня?