Я взял его под руку, и мы медленно пошли к воротам.
У ворот рядом с полицейским, охранявшим вход от непрощеных гостей, стояло трое мужчин, вооруженных фотоаппаратами и магнитофонами. Прежде чем мы успели сообразить, в чем дело, они обступили нас. Защелкали аппараты, посыпались вопросы. К несчастью, полицейский уже успел сказать, кто идет рядом со мной.
— Можно попросить ваше преподобие об интервью для нашей радиостанции? — кричал крепко сбитый румяный репортер, подсовывая под нос Альберди микрофон… — Это вы причастны к обращению Хозе Браго?
Альберди непонимающе взглянул на репортера.
— Ваше преподобие, хотя бы несколько слов для «Ультима Хора», — напирал второй журналист.
— Сеньоры! Неужели вы не видите, что человек себя плохо чувствует? — зло воскликнул я, оттесняя репортеров.
— Всего несколько слов. Вы давали последнее отпущение грехов Хозе Браго, не так ли?
— Пропустите нас! — проталкиваясь к церковной двери и таща за собой Альберди, кричал я.
— Разойдитесь! Сеньоры, расходитесь! — кричал полицейский, который никак не мог решить, бросить ли ему пост у ворот и поспешить к нам на выручку — или же оставаться на месте.
— Так, может быть, хоть вы что-нибудь скажете? — подскочил ко мне еще раз репортер. — С какой целью проводится эксгумация? Есть ли результаты? Правда ли, что труп Браго исчез?
— Отойдите, пожалуйста!
Я втолкнул Альберди в притвор и захлопнул дверь церкви перед носом нахальных газетчиков.
К счастью, они не решились войти внутрь…
Священник, тяжело дыша, стоял у стены. Я провел его в ризницу, но он не хотел там оставаться, видимо опасаясь нового нашествия репортеров. Мы вышли через боковую дверь и потихоньку добрались до дома Альберди. Священник чувствовал себя скверно. Чуть ли не через каждый шаг ему приходилось отдыхать.
Старая индианка, бормоча что-то насчет «сеньоров из города», помогла уложить Альберди в постель и принесла бутылки с лекарствами.
Видимо, Альберди уже давно страдал от сердечных приступов, потому что домашняя аптечка была неплохо укомплектована.
Постепенно бледность сходила с его лица и дыхание становилось спокойнее. Я сидел рядом с ним на кровати, он судорожно сжимал мне руку, словно боясь, как бы я не ушел и не оставил его одного. Однако, по мере того как к нему возвращались силы, любопытство начинало брать верх над страхом.
— Может… вы… туда пойдете… и узнаете… а потом вернетесь… — были первые слова, которые я услышал от него.
— А не лучше ли мне еще немного побыть с вами? — нерешительно сказал я.
— Нет… нет… идите… идите и скажите Ноке, чтобы она осталась здесь, около меня…
Я встал, Альберди испытующе смотрел мне в глаза. Я не знал, идти мне или еще подождать.
— Вы видели… тот… крестик? — наконец спросил он тихо.
Я кивнул.
— Это я… — прошептал он. — Не могу себе простить…
— Но… Ничего страшного не произошло, — пытался я его успокоить. — Еще ничего не известно. Сначала прочтите книгу…
Он прикрыл глаза.
— Идите и возвращайтесь, — сказал он уже почти спокойно.
Когда я подошел к месту эксгумации, гроб был опущен и рабочие прикрывали могилу досками. Профессор Гомец, уже без фартука, диктовал что-то протоколисту, а его ассистент убирал инструмент. Рядом с ним на земле стоял закрытый металлический цилиндр. Кастелло отдавал какие-то распоряжения сержанту полиции.
Я подошел к де Лиме, который прислушивался к тому, что диктовал профессор, а так как тот вскоре кончил, мое любопытство могло быть наконец удовлетворено.
— Куда вы девались, сеньор адвокат? Вы уже знаете результаты? — воскликнул де Лима, увидев меня.
— Мне пришлось заняться священником. Бедняга ослаб. Ну как наши эксперты?
— Опасения полностью подтвердились! — сказал де Лима с плохо скрываемым удовлетворением.
— Значит, это не Браго?
— Браго. Несомненно, он. Дело в экспериментах! Бедный Хозе!.. С ним поступали, как с подопытным кроликом. Правда, еще нет окончательных результатов, но в принципе выводы однозначны. Остались только дополнительные исследования. У профессора здесь нет необходимых условий и всего инструмента. Поэтому он забирает череп в лабораторию.
— Это займет несколько дней, — добавил Гомец.
Я взглянул на цилиндр и почувствовал неприятную спазму в желудке.
— Уверены ли вы, профессор, что это были эксперименты, а не неизбежные медицинские процедуры? — спросил я немного погодя.