Душно. Тёмная жестяная коробка кузова раскалилась под яркими лучами. Открытые окна не спасают от жары. Тронуться бы с места — хоть немного ветерком протянет.
Помню, раз дома выдалось очень жаркое лето. Градус в тени переваливал за тридцать пять. Асфальт тёк. Мозги в черепе варились вкрутую. Системы охлаждения двигателя не справлялись с работой, приходилось включать печку в салоне, чтобы вода не закипала в радиаторе. Перегон из города в областную психбольницу дальний (не по здешним меркам, конечно) — два часа в один конец. Несчастная клиентура не нуждалась в уколах и связывании: самые буйные, поварившись в такой бане, пулей летели по прибытии под гостеприимные своды приёмного покоя, рады-радёшеньки оказаться в тени и прохладе. О, дождались!
— Психи-Безумные один-девять!..
— Спасибо за комплимент.
Впрочем, не одна Лизавета отпускает подобные шуточки. В сознании чуть ли не всех коллег мы прочно отождествились с нашей клиентурой. Стандартный вопрос, без всякой задней мысли: «Психи на базе?» Про педиатров не скажут «Дети», про реаниматологов «Трупы», а?
— Рекомендуемый маршрут… — Вроде бы недалеко. И то хлеб. Приморились уже, неохота долго кататься. Может, Бог даст капельку посачковать?
— Как поняли, Придурки-Бешеные один-девять?
— Утомила, шутимши…
Ещё чуток задержались. Вернувшись на пару кварталов назад, залили все ёмкости, нашедшиеся в машине, водой. По утверждению Нилыча, если срезать уголок по песку, получится совсем близко. Что ж, ему виднее. География этого странного мира не переставала меня озадачивать.
Вот, например, здесь, у водоразборной колонки, приятная прохлада. И раскалённые пески в трёх сотнях метров — вон они, видны в конце улицы. Яичницу на камнях можно жарить. Свободно. Как так?
Налились водой по уши сами. Не забыли про больную. И — вперёд.
Ревёт натужно двигатель. Шины вязнут, закапываясь в песок. Воет раздаточная коробка — включён передний мост. Вездеход передвигает наши сбитые жёсткими сиденьями задницы в нужную сторону. Потеем.
Люси выбралась из моего насквозь промокшего кармана, недовольно почистилась и принялась развлекать меня местными легендами о сокровищах мёртвых городов и невероятных приключениях охотников за ними. Нилыч вносил дополнения. Через некоторое время встретилась старая дорога, ведущая приблизительно в нужном нам направлении. Ехать по ней было значительно легче, несмотря на то что её полузанесло песком.
— Уфф. Хорошо-то как! А то всё вверх-вниз, вверх-вниз. Так и до морской болезни недолго.
Подтверждая мои слова, больная высунула позеленевшую физиономию в форточку. По борту хлынула обильная рвота. Подняв перепачканное лицо, женщина завопила:
— Господа санитары! Господа санитары!
— Что тебе? — недовольно просунулся я через перегородку. — Зачем орёшь, как больная кобыла? И где ты увидела санитаров?
— Не бейте меня, господа профессора! Взгляните в окно, пожалуйста! — Она тыкала рукой в форточку, показывая куда-то немного сзади.
— Да кому нужно бить тебя, уродина, — проворчал я и перевёл взгляд в ту сторону.
Действительно, за окном громоздилось нечто непонятное. И как это никто из нас не заметил?
— Эй, краса, ты в дурку сильно торопишься?
Женщина отрицательно потрясла редкими засаленными лохмами.
— Тогда посмотрим, что бы это значило. Нилыч, сможешь встать поближе?
Я выбрался из кабины, усадив своего доктора на плечо, и побрёл к странной штуковине, казавшейся абстрактной металлической скульптурой. Из рваной кучи жёваного металла торчала вверх бликующая на ярком солнце косая плоскость.
Заинтересовавшийся Нилыч, не будучи в состоянии ходить, попытался подъехать ближе, разбрасывая кучи песка и скрежеща передачами. Невесть как выбравшаяся из машины дурочка оказалась рядом с нами, опасливо поглядывая на сюрреалистическую конструкцию.
Шаг, ещё шаг, поворот за пологую дюну…
— Боже мой! — Теперь, увидев всё целиком, мы поняли наконец, что находится перед нами.
Зарывшийся в песок, искорёженный до неузнаваемости самолёт. Кабина сплющена, хвост и стабилизаторы изорваны в лоскутья, одно крыло пропало неведомо где, другое, надломившись, торчало прямо в зенит. Четырехлопастной пропеллер, оторванный при падении, воткнулся в дюну крестом — памятником жертвам катастрофы.
— Как же он сюда попал? — прошептала возбуждённо дышащая мышка мне в ухо.