На меня смотрел Сорви-Голова.
- Гой…- неуверенно начал я, но он безжалостно меня перебил:
- Ты вернулся, (Шум в ушах)! Ты ведь мог слинять по-тихому, оставив нас не у дел. Что же случилось? Почему ты вообще нам тогда все рассказал? Ведь неведение – это лучшая защита. По крайней мере, в таких ситуациях.
Очень нехотя, но я сказал правду:
- Потому что вы имеете значение, Гой. Что-то меня стопорит, как только я пытаюсь поступить по-своему. Не волнуйся, это не внешнее влияние. Это глубинное, внутреннее. Вы имеете значение и этого не изменить. Без вас ничего не получится. Помните, я недавно говорил, что интуиция превращается в нечто неописумое, когда тело испытало трансгранное скольжение? Они кивнули. Так вот, это она. Она говорит мне, что вы в деле. Как бы я ни был против.
- Прекрасно! – усмехнулся Гой. – Вот ты и еще раз скорректировал мое мировоззрение. Ничто не случайно. Все эти события были связаны друг с другом изначально. Так что нечего теперь…
- А Анна? – импульсивно произнес я и тут же пожалел об этом.
Гой вздрогнул.
- Да, Анна, - медленно повторил он, - но без меня у тебя ничего не получится. Придется идти. А Анна… Придется врать. Придется сочинить, что улетаю в командировку. Есть те, кто меня прикроет.
- Гой… - я запнулся, - это же не приключение…Ты сам понимаешь.
Он взглянул на меня.
- Не обманывай себя, (Шум в ушах). Это самая настоящая миссия, а значит без приключений не обойтись.
- Когда ты трансгранируешь, возврата не будет. К прежней жизни и к самому себе.
В его глазах зажглись насмешливые искорки.
- Слушай, - сказал Гой, - чего ты добиваешься? Хочешь снять с себя ответственность? Так ее нету. За нас уже все решили. Мы как герои какого-нибудь мифа – сражайся и победи! Вот есть вариант, при котором я не иду? Или Вильгельм? Что тебе говорит твоя новоиспеченная интуиция?
- Таких вариантов она не предусматривает, - сказал я.
- Тогда о чем разговор? – он пожал плечами. – Поверь, если бы была возможность не идти - я бы не пошел. Раньше бы мне хватило и полунамека. Да ты и сам знаешь. Но, теперь есть Анна… Моя Ниэн…Я стал оседлым жителем, (Шум в ушах).
Он замолчал.
Вильгельм вздохнул.
Я встал и отправился на кухню готовить кофе.
Мне было нелегко. Но теперь я переживал это как-то отстраненно, издалека. Решение было принято за нас. Мы отправляемся за ней.
И да, - прости меня, Анна.
- Тебе что, совсем не интересно, как ты выглядел, когда уходил? – Гой посматривал на меня, попивая кофе. – Любой другой, на твоем месте, давно бы уже задал этот вопрос.
- Ну, - я откинулся в кресле. – Наверное, это было похоже на то, как если бы меня мгновенно стерли, да?
- А вот и нет, - ухмыльнулся Гой. – Тебя медленно стерли…
- Что?!
- Что слышал. Конечно, это длилось какие-то пару-тройку секунд, но мебель и стены мы сквозь тебя заметили. А потом ты исчез.
- Вот это да…
- Ага. Чума…
Я ржанул. Это был Гой. Тот самый, что с независимым видом висел кверх ногами на турнике и читал «Новейшую гипнологию».
- А тебе не интересно, - подключился Вильгельм, – как ты выглядел, когда приходил? Любой другой на твоем месте давно бы задал этот вопрос.
- Ну, - я наклонился и соединил кончики пальцев. – Наверное, я проявился как фотография…
- А вот и нет, - ощерился Вильгельм. – Тебя как будто мгновенно втерли.
Мы захохотали. Я, наверное, чересчур истерично, Вильгельм скрипуче, Гой громогласно. Я и не понимал до этой минуты, под каким гнетом я жил все эти месяцы. Я был просто… смят. А сейчас начинал медленно расправляться.
Отсмеявшись, мы расслабленно друг на друга посмотрели и Гой задал вопрос, который я, конечно же, ждал:
- Когда мы начнем? Ты же должен нас упаковать по полной, правда? Нам придется спать?
Я покачал головой.
- Это делается в том случае, если хочешь скрыть информацию. Сейчас такой необходимости нет. С другой стороны это создает определенные неудобства, сами понимаете. Все придется испытать на своей шкуре и в полном сознании.
- За день уложимся? – спросил Вильгельм.
- Нет, - улыбнулся я и, видя их разочарование, добавил:
- Это слишком много. Думаю, управимся за час.
Мы управились за 48 минут. Пока Вильгельма рвало в туалете, я прикладывал холодное полотенце к пламенеющему лбу Гоя и говорил, чтобы он не сопротивлялся этим волнам тошноты. С каждой из них что-то меняется.