Все же хочется позвонить ему немедленно и — нет, не отпуск, а передышку, и не попросить, а взять. А его в известность поставить.
Проект завершили, пока ничего не горит. Пора выставлять счет, а когда нам заплатят, взять и пойти потратить мою долю — на что там тратят? На дорогие сумки, например. Или бриллиантов, там, себе купить… Только к чему мне бриллианты?
А что, пойти у нас в Панкове в «Крист» или, там, другой ювелирный на Широкой… При мысли о том, как иду и сама себе их покупаю, становится плохо до фантомной боли в зубах, как если бы кто-то попытался заставить меня разгрызть эти самые бриллианты.
Ладно, можно не бриллианты. И не сейчас.
Бабла мы с ним, конечно, подняли нормально. Это у меня уже много лет моя хорошая зарплата. У него же, наверно, еще не выветрился недавний синдром безденежья и острой необходимости пробиваться — он пьян успехом своих-наших начинаний, сегодня энтузиазм у него бил ключом.
Что ж, отчего не радоваться. Стараюсь не судить его строго, мне ведь никогда не приходилось ночевать где попало, не знать, что будет завтра и когда придется искать другой ночлег. Сейчас, вон, крутится — и мне подзаработать нормально так помог, и себя обеспечил. И снова все свои бабки — в бизнес. А ей колечко купит. Ну, или другой какой-нибудь айсик. Не знаю, на какой у них там сейчас все стадии.
Б-ли-ин, стремота-то какая.
Что за день подведения итогов? Спросить-то не у кого, но тянет: как я тут оказалась?..
Я раздолбана в хлам. Только что от меня уехал любовник, уехал к «своей официальной» отмечать достижение целей, а меня оставил подыхать… э-э-э, блин… отдыхать: провожать глазами его фары.
Как меня так угораздило? Неужели мне нравится так? Ладно, перед ним шифруюсь, чтобы в грязь лицом не ударить, а то еще, не дай Бог, жалеть начнет. Может, жду, что ему самому надоест.
Только зря жду, по-моему — его-то все устраивает. Две лучше, чем ни одной — и он безжалостен. А потому, что не за что жалеть. Ему. Себя. А меня? Только по факту. А по факту — это только то, что он видит. Что он видит? То, что я показываю, наверно.
Редко со мной такое бывает, но именно сейчас, когда он там с ней отмечает, я тону. Тоже мне, придумала. Ведь когда тонешь — разве ж это кстати? Это всегда некстати. И мне хочется, чтобы он спас, как тогда, от Михи. Или не он, а кто-нибудь. Жаль только, я не знаю, кому поручить это щекотливое дело — не привыкла, чтоб меня спасали.
— Мамочка?.. Мам Лиль?..
Застоялась там, замечталась. Расклеилась. Не услышала телефона.
Слышу мамино, произнесенное тихим, упавшим голосом: — Катюш… — и тут же моментально соображаю, какая я пустоголовая дура, из-за какой фигни переживала.
Ведь я живу так, как мне хочется и все у меня есть, по крайней мере, то, чего я сама хотела. Живу, гружусь там чем-то левым и не слышу, что мне поздно вечером и уже не первый раз звонит мама. Обычно мама так поздно не звонит и мне уже только поэтому давно полагается быть жутко встревоженной.
Встревоженность накрывает-таки, когда беру телефон.
— Катюш, да у меня… словом, ничего серьезного, просто…
— Мам Ли-и-иль?! — верещу уже почти.
— Нет-нет, нормально все у меня. Все в норме. Анализ подтвердил.
Испытываю настолько громадное облегчение, что даже не сразу додумываюсь спросить, почему ей так срочно понадобилось сдавать этот самый анализ — просто рада, что он таким хорошим оказался, ишь, вон, подтвердил.
Но тут мне стукает в голову, что она недавно говорила про предстоящее обследование.
— ЦТ показала, — говорит мама, — нет признаков миокардита — на который меня постоянно на ЭКГ проверяли, — поясняет она. — Просто сегодня ж нашу школу «принимали», а я не попала. Так жалко…
Бо-же, думаю, какие эти «взрослые»… дети, когда не надо.
Взрослые… На самом деле никакие они не взрослые.
Май — маета… Забавно, что в русском так. И у меня тоже так.
Мне кажется, мы сто лет уже так живем. Что я всю свою сознательную жизнь вот так долблюсь… и прячусь… Стоп, а вот это уже из другой пьесы.
Нет, все-таки ограничения во всех вызвали такую атрофию, что люди сломались. Никто не верит в возвращение нормального. Помимо этого, стагнируют и шопинг, и путешествия. Вот туроператоры и идут в разнос — разбрасывается никому не нужными путевками за бесценки. У них сезон горит.
Так, посмотрим…
— Привет, — Рик берет телефон и будто ушам не верит — не он звонит мне, а я — ему. Но вроде обрадован.
— Привет.
Когда, блин, номер сменишь. Мой удалишь. Да я не знаю, что. Достало шифроваться и «не звонить и не писать» — а мало ли, увидит Нина. Не говорю, конечно — думаю.