Подхватив запястье, патриарх коснулся его губами и принялся ласкать, аккуратно прикусывая тонкую кожу.
– Она уже боится. Она пришла сюда впервые и думала, что мы просто ее убьем, – отвлекшись, пояснил Найтир завороженно наблюдающей дочери. – Она надеется на это, но не понимает наших слов, мыслей и целей. Ее мучит ожидание и неизвестность…
Девушка, неожиданно тонко закричав, дернулась всем телом, пытаясь вырваться. Удовлетворенно усмехнувшись, патриарх вернулся к прежнему занятию, позволяя пленнице все более истерично визжать и беспомощно бить его свободной рукой по прочной чешуе.
Спустя еще несколько вдохов клыки прокололи кожу на тонком запястье, и кровь частой капелью принялась пятнать песок.
– Видишь? Это ее жизнь. Которая полностью принадлежит мне. Что бы не сделала это девочка, она уже не имеет власти над самой собой. Она видит и знает это.
– Да…
Не в силах стоять, Дани приблизилась и опустилась на колени у запутавшихся в остатках платья костлявых ног, подставляя губы под падающие вниз багровые капли.
– Она горит! Больно…
– Не спеши, – Найтир ненадолго присосался к руке потерявшей сознание девушки и вскоре оттолкнул безвольное тело. – Это твои первые глотки силы сухопутных, и твое тело должно научиться ее принимать.
Сжавшись в комочек, Данейин отчаянно прижала руки к животу. Майде казалось, что луч солнца попал вовнутрь, но выжигающая боль и впрямь становилась слабее с каждой секундой.
Присев рядом, патриарх аккуратно вытер собственной рукой испачканное кровью лицо дочери.
– Что с ней теперь будет?
– Не все ли равно? Здесь немало таких, как она.
– Я бы хотела увидеть ее снова. И сама отпить. И чтобы она меня узнала.
Странно улыбаясь, Найтир помог Дани подняться и двинуться в сторону прохладных морских волн. Погода последние дни стояла просто чудесная – небо было постоянно затянуто густым слоев облаков, рассвет был поздним и вялым, да и сам Глаз земли спешил как можно скорее скрыться из виду.
– Хорошо, дочь моя. Вы встретитесь снова, и ты покажешь человеку истинную любовь майды.
Традиционно организованный городским центром обучения ежегодный турнир обещал быть особенно захватывающим. Никто из молодых майдов не желал признавать, что он слабее иных, но сын патриарха Меатин не оставлял им шансов на победу в одиночных боях.
По просьбе учителей юный майд вышел из состава команды, но в право участвовать в дуэлях вцепился всеми зубами. Его не стали отговаривать – каждый имеет право выбрать последний экзамен.
Первый бой, второй, третий… Кто-то оставался недвижимым после первого удара хвостом, другие успевали задать Мэю неплохую взбучку, прежде чем капитулировали. Итог был один, и Дани, то изящно восседающая на узкой скамье у ног патриарха, то бросающаяся вперед, чтобы с прикушенной губой вцепиться в ограждение, до последнего не могла сказать, что ждет ее брата.
Молодой майд с многочисленными отметинами, оставшимися на светлой чешуе от ударов соперников, гордо выпрямился в середине турнирного ринга. Вода вокруг слегка помутнела, впитав их кровь и кусочки попавших под удары водорослей. Впереди были еще несколько дней разнообразных состязаний, ориентированных как на физические показатели, так и на умственные способности, но Мэю они были безразличны. Он победил, и его отец впервые благосклонно улыбается со своей трибуны.
Он стал взрослым.
– Кому ты посвятишь свою победу?
Немолодой герольд почтительно склонил голову, ожидая ответа, и сотни обольстительных майд взволнованно замерли на своих местах. Большинство уверяло товарок в интересе, проявленном сыном патриарха именно к ее персоне, но все они с замиранием сердца следили за красавцем Меатином, ожидая приговора.
Что ж, будет вам сюрприз.
– Во всем подводном мире есть лишь одна девушка, которая всегда поддерживала меня и вдохновляла. Она была рядом, и ее руки исцеляли мою боль. Ее глаза прекраснее всех звезд, а сердце полно красоты и жажды творения.
Трибуны восхищенно ахнули – никогда прежде сдержанный Мэй не говорил подобного.
– Скажи нам ее имя, майд.
– Это моя сестра, моя Жемчужинка. Данейин.
Хор изумленных голосов взмыл вверх и практически мгновенно стих, когда тысячи глаз обратились к занятому правящей семьей узкому балкону, где Дани пораженно прижала пальцы к губам. За ее спиной неподвижно застыл Найтир, даже забыв прогнать с лица улыбку.
Это стало ошибкой – рывком обернувшаяся дочь сочла гримасу знаком одобрения и, перемахнув формальные перила, бросилась в объятия к протянувшему навстречу руки брату.