- Пока ещё нет.
- Но как? Вы же почти не скрываетесь.
- Мы в центре, чувак, - усмехнулся Суйгетсу. - Сюда даже комуфляжцы не сунутся.
***
Бухнув матрасы на пол, Саске выложил консервы на подоконник и устало прислонился спиной к стене. Пока Итачи споро расстилал их лежаки, брюнет пытался сообразить, нравится ли ему сложившаяся ситуация.
В душе сидел червячок сомнения, что как всегда подтачивал уверенность в том, что он сделал всё правильно. Возможно, был другой выход, но Орочимару с его группой подвернулись под руку как нельзя кстати.
- У них есть вода, - не зная, чем занять молчание, сказал Саске. - И свет.
- Вода это хорошо, - кивнул Итачи, закончив с матрасами.
Конечно, вода это было прекрасно. На старой ферме приходилось ходить к озеру, которое всегда впивалось в тело не только ледяной водой, но и воспоминаниями в мозг.
Он бы отдал многое за возможность забыть. За способность стирать собственную память. Ведь от многого хотелось избавиться.
Учиха лежал на жестком матрасе и слушал, как где-то в глубине школы хлопают двери. Наступила ночь, и все готовились ко сну.
В их с Итачи коморке было тихо и пахло цементной пылью. Брат, ушедший ещё два часа назад, задерживался, и Саске раздумывал над тем, чтобы пойти на его поиски. Но с каждым вздохом понимал, что слишком устал, что, лёжа на этом жёстком матрасе, он постепенно проваливается в подобие сна.
Люди не нравились Саске. Ему не нравилось всё, что связано с обычным человеческим обществом. Там, на ферме, он чувствовал себя чужим. Здесь, в этой заброшенной частной школе, это чувство лишь усилилось, но дышать стало легче, хотя и больнее.
Ему нравилось быть с краю, чуть позади или в тени. Самая удобная позиция, если хочешь нанести удар первым. Так было всегда и так будет сейчас. Саске в какой-то мере понимал, что вся его жизнь будто бы готовила его к этому дерьму, произошедшему год назад.
Одиночество уже не казалось таким пугающим.
Тишина была наполнена звуками собственных мыслей.
Пустота всегда оказывалась полна радости принять тебя под своё ночное крыло.
А чувства…
Доверие, дружба, любовь…
Это всё рудименты.
Да, люди не нравились Саске. Ещё днём он понял, что ему гораздо комфортнее среди мертвецов. Они не пытаются забраться тебе в голову, перевернуть мозг, сделав послушным и удобным. Они не лезут к тебе с поцелуями, только потому что захотелось и ты оказался под рукой. Они не изливают тебе душу и не пьют с тобой виски в заброшенном магазине.
Они просто хотят тебя сожрать.
Саске ухмыльнулся своим мыслям.
Твари оказались честнее многих. Их жажда плоти была лишена мишуры морали, кружев из обмана. Зомби не будут заискивающе смотреть тебе в глаза, жалуясь на то, что мир стал слишком жестоким.
Их правда - смерть. Их честность - голод.
Дверь тихо скрипнула. Итачи, думая, что брат спит, почти не дыша, пробрался к своему лежаку и опустился на оный. Даже по вздоху Саске понял, что брат вымотался за эти два часа.
- Что там? - спросил брюнет, переворачиваясь на бок.
- Какая-то болезнь, - прохрипел Итачи. - Вроде бы простуда, но жар слишком сильный. Я не дал им всё, что мне принесли, но она до сих пор не спала.
- Это заразно?
- Орочимару сказал, что больные не контактировали друг с другом. Их комнаты в разных местах, и занимались они совершенно разным. Так что… не знаю.
- Тебя сделали штатным доктором.
Саске усмехнулся, разглядывая тёмный силуэт брата.
- Судьба находит везде, - невесело усмехнулся он. - Тут каждый чем-то занят. Это похоже на систему. Большую со своими шестерёнками.
- Наверное, поэтому они и выжили.
Поднявшись, Саске бросил:
- Пройдусь.
***
Как и сказал Суйгетсу, душевые находились на втором этаже в самом конце коридора. Наверное, если раньше эта школа походила на старинный особняк со всей этой лепниной и широкими лестницами, то сейчас здание живо напоминало пристанище графа Дракулы.
Паркет поскрипывал под ногами, огонёк свечи трепыхался в руке, когда Саске двигался по коридору. В гробовой тишине мерещились шорохи, и Учиха понял, что паранойя начала охватывать его разум.
Толкнув последнюю дверь, он вошёл в длинную комнату, насквозь пропахшую сыростью и хлоркой. Паркет сменился местами разбитым кафельным полом, стены вместо облупившихся деревянных панелей теперь были покрыты отстающей штукатуркой, а ржавчину на трубах было видно даже в свете свечи.
Опустив оную на отколовшуюся раковину, Саске пробежался взглядом по ровному ряду душевых кабин. От них веяло сырым холодом, и желание привести тело в порядок как-то поубавилось.
Однако зуд в голове всё же заставил парня подхватить принесённый с собой свёрток с простым хозяйственным мылом.
Ржавый вентиль поддался на удивление быстро и вовсе не рассыпался в руке металлической трухой. А вот вода пошла далеко не сразу: в трубах зарычало, заворчало, душ чихнул пару раз и на протянутую ладонь упало несколько тёмно-рыжих капель, которые спустя несколько минут смыл поток постепенно светлеющей воды.
Да. Она была ледяной.
Стащив с себя одежду и уложив оную в той же раковине, Саске опасливо ступил под струи воды, и сердце, кажется, перестало биться.
Тело моментально покрылось мурашками, руки заломило, и захотелось вылететь из кабины как можно скорее.
Или же остаться в ней, позволяя холодному касанию уносить в сток все мысли, все чувства. Если бы было можно залить себе в глотку этот жидкий лёд, чтобы он выстудил сердце, если бы можно было залить мыльной пены в глаза, чтобы они престали видеть.
- Вижу, ты уже оценил преимущества нашей жизни.
Ехидный голосок, раздавшийся со стороны входа, заставил Саске резко обернуться. Мотнув головой, чтобы убрать с глаз намокшие волосы, Учиха вперился немигающим взглядом в дверной проём. Перед ним стоял Орочимару.
- Что тебе надо?
- Пришёл поговорить.
- Здесь? - поморщился Саске.
- Для разговоров любые места полезны, - пожал плечами мужчина. - Как ты уже понял, в нашей группе все заняты своим делом.
- И?
- Чем можешь заняться ты?
Орочимару, слегка склонив голову набок, пробежался оценивающим взглядом по скрытой полумраком фигуре. Саске очень захотелось отрубить этому типу не только руки, но и голову.
- Я слышал, ты неплохо дерёшься. Где научился?
- Научился, - отрезал Саске. Внутри заворочалось отвратительное чувство. Дёрнуться и уйти из-под пристального взгляда значило проиграть. Остаться - дать демонам прошлого окрепнуть.
Даже скрытое за вещами тело воспринимало чужие взгляды ударами раскалённого хлыста, а сейчас, когда из одежды на нём были лишь холодные струи воды, эти удары рассекали плоть до кости.