— Норвегия! Все мы по-разному представляли себе, что это такое! — она намеренно не скрывала своей непримиримости в этом вопросе.
— Да, представляли!.. — вмешался Кнут Крог. — Вот именно — представляли себе по-разному! И это совершенно естественно. Одни мучились у тралов с сельдью, а другие — на биржах продтоваров в Лондоне! Мучения эти настолько разного рода, что дочь рыбака Сольвейг и наследница дома Квернмо вряд ли могли бы одинаково думать о Норвегии. Но сегодня в стране фашисты, и в Ставангере, и в Рьюкане.
В гостиной воцарилась тишина.
— Во всяком случае наш немец никакого особого интереса к «Норск гидро» не выказал, — снова взял в свои руки нить беседы Эйнар Паульссон. — Похоже, никаких специальных инструкций у него нет.
— Ну, не знаю, — усомнился Крог. — Я сегодня днем обзвонил половину Южной Норвегии, и вот что выяснилось: ни на одном более-менее крупном заводе нет немецкого коменданта, свободно владеющего норвежским.
— Случайное совпадение, — заметил Эйнар.
Но брат не согласился с ним и рассказал о просьбе Бурмейстера приготовить еще несколько комнат для немецких господ, которые вот-вот прибудут.
И нет никаких сомнений, что это акция целенаправленная: немцев интересует «Норск гидро» в целом, и особенно — тяжелая вода.
— Надо было все-таки разрушить каскад! — сказал Арне Бё.
Пока остальные с пылом обсуждали этот вопрос, мысли Эйнара Паульссона сконцентрировались на том, что ему представлялось сейчас самым главным: как вести себя с немецким обер-лейтенантом. На офицера-нациста, какими себе их представлял Эйнар, обер-лейтенант не очень похож. Значит, надо постараться найти к нему подход, чтобы как-то нейтрализовать. Всем своим видом он показывает, что настроен терпимо и лояльно по отношению к норвежцам — может быть, в этом и ключ?.. А что, собственно, еще остается? Допустим, все рабочие и инженеры откажутся работать, добровольно пойдут под арест. Но «Норск гидро» предприятие суперсовременное, персонал его невелик. Несколько десятков человек, без которых действительно нельзя обойтись, немцы с легкостью подыщут в других городах. А в крайнем случае вызовут из рейха. Да, именно это и произойдет, если держать себя с комендантом вызывающе и провоцировать конфликтные ситуации. Но, с другой стороны, этому человеку необходимо убедить свое начальство в том, что, выбрав его, они не ошиблись. Не будет осязаемых успехов — его сменят. И следующий наверняка закрутит все гайки. Но что такое «осязаемые успехи»? Производить окиси дейтерия наполовину меньше? Столько же? Больше? Намного больше? На какую-то долю секунды Эйнару Паульссону стало просто не по себе, когда он представил, к каким последствиям может привести его сотрудничество с обер-лейтенантом. Но в нем — его единственная надежда. А вдруг этот немец даже порядочнее, чем кажется на первый взгляд? И вообще, почему они так беспокоятся об окиси дейтерия? Наверняка само производство аммиака интересует немцев куда больше. Да, это несомненно. Но о тяжелой-то воде они все-таки пронюхали…
Разговор в гостиной понемногу иссяк. Каждый понимал, что должно произойти нечто важное, и никто не знал, что именно. Все они отдавали себе отчет в том, что «Норск гидро» должен производить как можно меньше аммиака. И никто не знал пока, как этого достичь.
Самое время разойтись по домам и подумать обо всем наедине.
Сольвейг, Арне и Кнуту было по пути. Улицы безлюдны. В Рьюкане и без того рано ложились спать, а сейчас, когда по асфальту стучали каблуки немецких патрулей, тем более.
— Я благодарен тебе, Арне, за приглашение, — начал Крог после долгого молчания. — Но, прошу тебя, впредь этого не делай.
Арне Бё встал как вкопанный.
— Что ты хочешь этим сказать, Кнут?
— То, что сказал, Арне. Дом инженера Паульссона не самое подходящее место для обсуждения жизненно важных вопросов.
— Эйнар — йоссинг. Как ты и я, — возразила Сольвейг.
— Я говорил не об Эйнаре, а о его доме. Лаура Квернмо — не йоссинг, да и не с каждым йоссингом я стал бы обо всем говорить.
— Ну, если мы не будем доверять друг другу… — обиженно проговорил Арне.
— Тут вопрос не в доверии, а в целесообразности. Если норвежские рабочие этого не поймут, прольются реки крови. Против организованного противника бороться можно только организованно. И значит, никто не должен знать больше, чем ему положено.
— Звучит-то это логично, а к чему приведет на самом деле? К недоверию, подозрительности, выдуманным тайнам и секретам — к путанице и произволу в конце концов. Мы привыкли говорить открыто, и фашисты это из норвежцев не вытравят.