После Хелсингсборга, когда изменили курс, Шэдде спустился к себе в каюту. Вскоре к нему пришел мистер Баддингтон с неизменной кожаной сумкой через плечо. Шэдде пригласил его сесть. Маленький человечек устроился в кресле и вытащил из кармана два куска серого шелка.
— Ага! — воскликнул Шэдде. — Эванс рассказал мне о вашей находке. Каков вердикт?
— Это вторая половина того куска, который вы обнаружили в рулевом отделении.
— И он оказался в кармане у Кайля? Ну, теперь мы его изловили!
— Боюсь, что нет, сэр, — закашлявшись, произнес мистер Баддингтон.
— Не понимаю…
— Не так все просто. Я признаю, что лоскут серого шелка, обнаруженный в кармане у Кайля, может показаться уликой. Но другие данные опровергают это.
— Например? — сухо спросил Шэдде.
— Пока что, сэр, я предпочел бы сослаться только на одно, — немного помолчав, вымолвил мистер Баддингтон.
— А именно?
— Допустим, что один и тот же человек повинен во всех трех случаях предполагаемого саботажа — в Портсмуте, в Куинсферри и Стокгольме. Это вполне вероятное предположение. Почерк во всех трех случаях одинаков: повреждение механизмов лицом, хорошо знающим их и имеющим к ним доступ. Вы согласны?
Шэдде утвердительно кивнул.
— Может быть, вам будет интересно узнать, сэр, что в двух первых случаях (в Портсмуте и Куинсферри) Кайль имел увольнительную и не был на корабле, когда произошли эти неприятности. Из чего можно заключить, что он не имел к ним никакого отношения.
— Откуда вы это узнали?
— Из журнала увольнений.
Шэдде задумался.
— Ладно. Пусть Кайль не замешан в первых двух случаях, — наконец произнес он. — Но это вовсе не означает, что он неповинен в стокгольмском инциденте. И конечно, этот проклятый шелковый лоскут, который вы обнаружили у него в кармане, является лучшим доказательством его вины…
Мистер Баддингтон отвел в сторону водянистые глазки, но по-прежнему твердо и уверенно сказал:
— Нет, сэр, это еще не улика. Я весьма озадачен, но мне почему-то кажется, что Кайль не тот, кого мы ищем.
Шэдде не скрывал своего недовольства. Он сидел с мрачным видом, барабаня пальцами по столу.
— Послушайте, не хочу быть грубым, но думаю, что вы напрасно усложняете дело. Кто-то отвернул контргайку, сунул ее в тряпку и спрятал за трубами в рулевом отделении, где я и обнаружил ее, когда мы стояли в Стокгольме. Вы согласны с этим?
— Да, — кивнул мистер Баддингтон.
— А сегодня утром вы нашли вторую половину тряпки в кармане у Кайля, и на ней видны следы гидравлической жидкости. Так?
— Да, — вновь согласился мистер Баддингтон.
— И Кайль был одним из тех, кто работал в рулевом отделении за день до отплытия?
— Совершенно верно.
Шэдде повернулся и уставился на собеседника.
— И вы продолжаете утверждать, что это не Кайль?
— Да, сэр.
— Каким же образом у него оказался этот шелковый лоскут?
— Ах! — воскликнул маленький человек. — Вот именно это я и хотел бы знать!
Шэдде откинулся в кресле и зевнул.
— Скоро вы это узнаете, — заявил он. — Я намерен допросить об этом Кайля завтра утром. Нет возражений?
— Ни малейших. Ведь нам действительно очень важно это узнать.
— Не хотите ли присутствовать?
Брови мистера Баддингтона удивленно полезли наверх.
— О нет, боже мой, конечно, нет, сэр! Какое отношение имеет к этому делу специалист по кондиционированию воздуха?!
Шэдде нахмурился.
— Вы правы. Глупо было предлагать вам это.
У Грэйси было муторно на душе, несмотря на скорое возвращение домой. Он сидел в радиорубке, листая бортжурнал и переговариваясь с дежурным радистом, но мысли его витали далеко отсюда. С того самого утра, как командир вызвал его к себе, он почти не спал. Перед ним возникла неразрешимая задача. Все в нем восставало против идеи использовать систему связи для передачи ложных сообщений независимо от цели, которую преследовал Шэдде. Такие радиограммы подвергали риску всю систему безопасности, всю секретность в отношении запуска ракет. Но главное, Грэйси не желал никаких нарушений. Однако годы службы на флоте, военная дисциплина и его лояльность по отношению к командиру не оставляли ему выбора; он не знал, на что решиться. Может быть, он боялся Шэдде и дал согласие из чувства уважения к нему? Он не был убежден в этом. Но как он смеет ослушаться командира?! Как может отказать ему в просьбе?! Командир был значительно старше его и лучше знал, что можно, а чего нельзя. И конечно, командир был последним человеком, который пошел бы на то, чтобы нарушить морской закон. Шэдде говорил, что экипаж разболтался и он желает подтянуть дисциплину. Грэйси так не считал, конечно, но командиру виднее, ведь недаром он слывет одним из самых опытных офицеров королевского флота!