— А вы не можете набрать на вашем диске неправильный шифр?
— Нет. Шэдде немедленно узнает об этом, так как Уэдди и Галлахер, которые должны будут проделать это следом за мной, не смогут набрать свой шифр. Их диски останутся неподвижны.
— Что же делать?
Каван пожал плечами.
— Это действительно чертовски сложная проблема. Ситуация, при которой, что бы ты ни сделал, все будет неправильно.
С несчастным видом он взглянул на доктора.
— Видите ли, я почти уверен, что это и в самом деле всего лишь учебная тревога. Только Шэдде проводит ее довольно странно, непредусмотренным образом… А что, если он в самом деле нажмет кнопку?!
Доктор с сомнением посмотрел на первого помощника.
— Не слишком ли это окольный путь?
Каван кивнул.
— Да. Но разве это не слишком окольный путь и для командира корабля, оснащенного «Поларисами», — войти в сговор со своим радистом и через него посылать и получать ложные приказы? Вот что смущает меня…
Доктор облокотился о колено и подпер щеку ладонью.
— А разве мотивы Шэдде недостаточно правдоподобны? Он хочет провести учебную тревогу, но так, чтобы все были уверены, что она боевая. Он считает, что экипаж лодки в этом нуждается, и думает, что это поможет разрешить мучающую его проблему саботажа. Учитывая его комплекс, все это не так уж лишено смысла.
Каван затряс головой.
— Начисто лишено! Рассекретить меры безопасности только ради того, чтобы расшевелить личный состав и, возможно, изловить саботажника?! На это способен только человек со странностями!
— Шэдде как раз и является таким человеком со странностями, — отозвался доктор. — Вы сами только что сказали это. Он не обычный морской офицер.
— Возможно, вы и правы, — недовольно согласился первый помощник. — Я и сам так считаю. Но эти проклятые сомнения…
Доктор отбросил со лба прядь волос.
— Мне кажется, что ваши сомнения относятся к области фантастики. Как вы думаете, куда бы он нацелил ракеты?
Каван перекинул ноги через подлокотник кресла и посмотрел на доктора.
— Знаю, что это звучит безумно, доктор, но если он рехнулся — предположите на секунду, что это так, — он может пальнуть по русским. Вы же слышали его сетования на то, что русские якобы оседлали Запад и катаются на нем как хотят, а у нас подрезаны сухожилия, потому что наша демократия является демократией такого рода, что мы не можем начать превентивную войну, и что время играет на руку русским, и всякий прочий бред? Понимаете, что у него на уме? Если он думает и говорит об этом, когда находится в нормальном состоянии, разве не может он попытаться что-нибудь предпринять, если у него будет помрачение ума?
— Не думаю, что он помешан, первый, — доктор сжал губы.
— Значит, вы считаете, что он совершенно нормален?
— Нет, вовсе не обязательно. Но вы предполагаете, что он безумен.
— Но если он ненормален, что же тогда? — настаивал Каван.
— Он невротик, — кивнул доктор. — Тысячи здравомыслящих людей, несущих на себе бремя чрезвычайной ответственности, — невротики. Но это еще далеко до психоза.
Каван в отчаянии вздел руку.
— Это для меня пустые слова, док! Что вы имеете в виду?
— Невротик — это человек, страдающий значительным нервным расстройством. Ничего серьезного для его восприятия реальности это не несет. Он находится в нормальной взаимосвязи с окружающими…
— А… а другие?
— Психотики, — продолжал доктор, — совсем иное дело. У них патологическое, беспорядочное мышление. Они не могут отличить бреда от реальности. Их ум и в самом деле поврежден.
— Спасибо, док, — вздохнул Каван. — Но боюсь, что я не слишком поумнел после ваших объяснений. Что заставляет вас думать, что Шэдде невротик?