Выбрать главу

Да, Синди определенно знала, чем можно соблазнить ее.

— На Хаммерстон-стрит открылась ювелирная выставка, — добавила та, искоса поглядывая на подругу. — Мы могли бы сходить.

Украшения, необязательно дорогие, но оригинальные, были еще одним слабым местом Рут. Почти равнодушная к нарядам и прическам, она долгие часы проводила в маленьких лавчонках, торгующих подержанными вещами. Иногда в них попадались необычные предметы, превращавшиеся в умелых руках Рут в броши, браслеты и серьги… Впрочем, время от времени ей удавалось побаловать себя и настоящими произведениями ювелирного искусства.

— Я не могу сейчас позволить себе тратить деньги, — нерешительно произнесла она. — Слишком много уходит на новый зал. Разве что удастся найти какой-нибудь совсем дешевый отель…

— Я придумала кое-что получше, — улыбнулась Синди. — Берт снимает в Сиэтле мансарду, чтобы удирать от любящих родственников, когда на него накатывает вдохновение. Но сейчас-то, понятно, ему не до того, — она хихикнула, — так что крыша над головой у нас будет бесплатная. Ну же, решайся!

— Раз уж ты вспомнила про Берта, — заметила Рут, — боюсь, ему не по вкусу придется твое намерение сбежать от него, пусть даже на несколько дней.

— Чепуха, — беззаботно махнула рукой Синди. — Мужчинам надо время от времени напоминать, что без нас им просто не выжить, а то они так легко об этом забывают!

2

Слова Синди оказались пророческими. Мастерская Берта Мелкома встретила подруг отчаянным телефонным звонком. Оказалось, что за те четыре часа, что заняла их дорога до Сиэтла, Берт ухитрился вывихнуть ногу, споткнувшись на тротуаре.

Рут была готова тут же, несмотря на усталость, отправиться в обратный путь, но Синди и слышать об этом не хотела. Она даже не позволила проводить себя на автобусную станцию, откуда собиралась отправиться обратно в Лонгвью. А Рут должна была вернуться на своей машине в понедельник, как это и было запланировано.

— Ты же не виновата, что мой муж не смотрит себе под ноги, — увещевала ее Синди. — Раз уж ты в кои-то веки выбралась сюда, глупо сразу уезжать.

Это казалось разумным, по крайней мере до тех пор, пока Рут не осталась одна в огромной светлой мансарде, в которой кроме мольберта в углу ничто не напоминало мастерскую художника. Вся их поездка была целиком и полностью затеей Синди. И теперь, проводив подругу, Рут не знала, что ей делать.

Попытаться разыскать старых друзей? Но с ними пришлось бы говорить о Таффи, выслушивать бесконечные ахи и охи и непременное «мы же тебя предупреждали». Нет, к этому она была еще не готова.

Перспектива провести вечер у телевизора с коробкой сырных шариков тоже выглядела не слишком привлекательно. Впрочем, и самого телевизора в мансарде не обнаружилось, так что эта идея отпала сама собой.

За окном сгущались сумерки. Город, еще не остывший от дневной жары, раскинулся перед Рут, маня сотнями неоновых огней, обещая все мыслимые и немыслимые удовольствия. Поколебавшись, она почти уже решила не поддаваться соблазну и пораньше лечь спать, но вместо этого открыла чемодан и извлекла из него вечернее платье цвета берлинской лазури.

В последний раз Рут надевала это платье полгода назад, когда Таффи пригласил ее в ресторан. Тогда она уже жила отдельно от него, хотя официально еще считалась его женой, и Таффи самонадеянно считал, что все ее слова о разводе не больше, чем пустые угрозы. Он был настолько уверен в собственной незаменимости, что даже потребовал, чтобы Рут заплатила за ужин, как это часто бывало прежде. Что ж, ему пришлось сильно разочароваться…

Рут зарылась лицом в голубой шелк, вдыхая слабый аромат духов, и не удержалась от торжествующей улыбки. Таффи обманывал ее, но в конце концов именно она его бросила, а не наоборот.

Поговаривали, что последняя подружка Таффи рассталась с ним как раз накануне того дня, когда было вынесено постановление о разводе. Рут испытывала злорадное удовлетворение при мысли, что неотразимый донжуан одновременно лишился жены, любовницы и средств к существованию. Причем последний удар оказался особенно сильным, потому что Таффи так и не удосужился овладеть какой-либо профессией и жил на те деньги, которые зарабатывала жена.