— Почему именно в Казахстан?
— Во-первых, потому что другая союзная республика, где ультимативные рекомендации Шахова уже не имеют силы; во-вторых, Казахстан рядом, можно продолжать научную работу в тех же климатических условиях, что и у нас.
— Я разрешил ему оставить для безотвальной зяби пять тысяч гектаров.
— Смело.
— А почему, спрашивается, один ученый может проводить свои опыты на миллионах гектаров, а другому — бросовые клочки земли. Это несправедливо.
— Да я согласен с вами, Павел Фомич. Только Осинков, узнав о такой крамоле, поднимет крик на всю область.
— Осинков проглотит пилюлю молча, вот увидишь. Я еще осенью предупредил его, что нападение на главного агронома будет расцениватьея как нападение на самого директора совхоза.
— Каков же был ответ?
— Гордое молчание.
— И ведь держат его на ответственном посту! До сих пор не пойму, за что держат?
— А кто будет популяризировать учение Шахова? Они друг без друга жить не могут.
— Вы читали во вчерашней газете осинковскую статью под интригующим названием «О теоретиках «рискованного земледелия» и практиках высокой агротехники»?
— Отложил на сегодня. Вчера было не до того.
— Порфирий Осинков так распалился, что заявил во всеуслышание: засуха нам впредь не страшна, суховей нам, что слону дробина. Никакой зоны «рискованного земледелия» на юго-востоке больше не существует. Трам-та-рарам!
— Безобразие.
— Дистиллированная демагогия! Ну кому же не ясно, что климат у нас суровый? Нам приходится труднее, чем американцам. И об этом следует говорить прямо. Подчеркивать, что мы и в более трудных условиях, рано или поздно перегоним Америку. А мы, бывает, иной раз преуменьшаем наши успехи, забывая об этом.
— Ты меня уже распропагандировал! Давай-ка лучше посмотрим, как идут дела у строителей. Целую неделю не был у них.
Апрельское солнце расщедрилось, и вязкий чернозем оттаял окончательно. Перепрыгивая с камня на камень, они пробирались вдоль палисадников на западную окраину поселка.
— Цирк, а не ходьба, — сказал Витковский, выбравшись на сухое место. — К осени обязательно заасфальтирую всю центральную усадьбу. Так дальше жить нельзя.
Захару нравилась его настойчивость в строительных делах. Меньше чем за год была закончена ремонтно-механическая мастерская, заложенная еще в первое лето освоения целины, было возведено несколько двухэтажных каменных домов и начаты зернохранилище, школа и Дом культуры на пятьсот мест. Витковский добыл и деньги, и материалы, и оборудование. Ему дали все, хотя и предупредили, что за клуб может влететь. «Пока пронюхают, я уже построю, только бы не печатали в газетах парадных фотографий», — сказал он. И, махнув рукой на городских шефов, он пригласил дикую строительную бригаду, которую занесло сюда весенним ветром с далекого Кавказа. «Отныне над совхозом шефствует солнечная Армения!» — заявил он, подписывая трудовое соглашение с бригадой, которой на радостях пообещал даже премию из директорского фонда, если аккордная работа будет выполнена точно в срок.
— Мы с тобой, Захар Александрович, пропали бы, не подвернись нам эти молодцы, — говорил он сейчас ему. — Видишь, стройка идет полным ходом! Ты, понятно, можешь возразить в том смысле, что нужна система, что нельзя строить, полагаясь на счастливую случайность. Но где твоя система? Организовали в области трест «Целинстрой», вернее, не организовали, а переименовали старый «Совхозстрой». Сменили только вывеску. Управление треста, как и раньше, оставили в областном центре, за тридевять земель от целины. Куда это годится?
— Инерция прошлого.
— А-а, не сваливай ты все на прошлое. Мертвых обвинять легко.
Захар промолчал, он теперь реже ввязывался в спор, тем паче, что Витковский частенько противоречил самому себе. Рассуждая вообще о переменах в жизни, он оставался на прежних своих позициях, а в разговоре о совхозных делах невольно, в силу логики фактов, постепенно сдавал эти позиции. Его воинственное отношение к непорядкам, имевшим давнюю историю, явно не совпадало с его собственными возражениями против тех перемен, в осуществлении которых он уже сам участвовал. Жизнь исцеляет от закоренелого недуга малыми дозами правды; и тут, в Зауралье, более подходящий климат для лечения от этой политической г и п е р т о н и и, чем где-то на курортном взморье.
— Что же ты не лезешь в драку? — спросил Витковский, расценив его молчание по-своему.
— Я сегодня не в спортивной форме.
— Смотри, не расхворайся!
— Нам с вами никак нельзя болеть одновременно.