"Это чтобы вы могли не только внутренне чувствовать, что разволновались, рассердились или еще как-то негативно отреагировали на ситуацию, но и могли успокоиться. На положительные эмоции перстень не реагирует", — пояснил Люциус, когда дарил его.
— Досчитать до десяти, глубоко вздохнуть, расслабиться... — шептал Гарри себе под нос нехитрые формулы медитации, к которой иногда прибегал.
Пытаясь перестать нервничать, он добрался до входа в замок — и сразу же увидел Малфоя. Как кстати! Гарри обрадовался ему так, как не радовался, пожалуй, еще никому.
— Я очень хотел с вами побеседовать, — сказал он вместо приветствия.
— Я знаю, Гарри, что ты взволнован, — улыбнулся Малфой. — Предлагаю пойти в Хогсмид, там спокойней. Можно поговорить и по дороге.
— А как вы узнали, что я взволнован? — удивился Поттер.
— Твой перстень связан со мной, — пояснил Люциус. — Я специально это сделал, на всякий случай. У Драко тоже есть такой.
Гарри стало радостно и спокойно на душе.
"Если бы он не хотел мне добра, то не стал бы сравнивать меня с сыном", — подумал он. Но все-таки это надо было как-то уточнить.
Пока они шли по территории Хогвартса, между ними висело молчание. Оно позволило Гарри собраться с мыслями и успокоиться. Сам удивляясь, он понял, что чувствует себя защищенным.
"Я спятил, — подумал Гарри. — Считать Малфоя-старшего своим тылом — это..."
Что — "это", на ум не приходило, а вертевшееся "правильно" не устраивало. Гарри еще цеплялся кончиками пальцев за старые стереотипы и не хотел признаваться в их ошибочности даже самому себе.
"Упрямство — это порок, — раздался в его голове голос Снейпа. — Ваш отец был упертым болваном, и вы такой же". Быть как отец Гарри уже не хотелось.
"Посмотрим", — в очередной раз пошел Гарри на компромисс со своим внутренним "я", давая возможность Люциусу доказать свою надежность.
Выйдя за ворота школы, Поттер заговорил первым:
— Мистер Малфой, вы можете быть со мной предельно откровенным? Я хочу задать снова тот же вопрос, который неоднократно задавал с момента приезда в Малфой-менор: чего вы добиваетесь, относясь ко мне столь любезно?
— Гарри, мой ответ будет таким же, как прежде, — заверил Люциус, с удовольствием отмечая, насколько речь мальчика стала грамотней и дипломатичней. — Я хочу, чтобы ты вырос поистине сильным магом. У тебя хороший потенциал. Я рассчитывал его в прогрессии и думаю, что ты можешь стать одним из сильнейших магов столетия, когда достигнешь зрелости.
Малфой почти повторил слова Дамблдора — только что не назвал величайшим магом столетия. И он явно не желал Поттеру смерти.
— Скажите, а Волдеморт хочет сейчас моей смерти?
Вопрос вырвался неожиданно и, кажется, не являлся продолжением мыслей. Просто не выходило из головы подслушанное обсуждение его дальнейшей судьбы.
— Однозначно, нет. По крайней мере, теперь, — убежденно ответил Люциус. — Темный Лорд много думал после возрождения, какую политику вести по отношению к тебе. Он понял, что сглупил, когда пытался убить тебя в младенчестве.
— Волдеморт просто не учел силу материнской любви, — вспомнил Гарри слова Дамблдора, который однажды пытался объяснить ему события в долине Годрика.
— Если бы от смерти тебя спасла только любовь твоей матери, Темный Лорд бы умер. Но этого не случилось. И знаешь, почему, Гарри?
Поттер отрицательно мотнул головой.
— Потому что, — продолжил Люциус, — вы с ним связаны пророчеством.
— "Вы не будете знать покоя, пока один из вас не убьет другого", — процитировал Гарри строчку из письма Дамблдора.
Так как он задумался, то произнес цитату вслух.
— Поттер, что это за чепуха? — несколько резко осведомился Люциус.
Гарри смутился оттого, что снова произносит мысли вслух, да еще те, которые, вроде, не должны быть известны Малфою, но ответил откровенно. Не было желания врать — и выполнять просьбу директора, настаивавшего на секретности пророчества, не хотелось тоже.
— Это вторая часть пророчества Трелони. Ну, или как-то так звучит.
"Будь, что будет, — мелькнула в голове Гарри немного паническая и бесшабашная мысль. — Чувствую себя жертвенным бараном".
— Это версия Дамблдора? — удивился Малфой.
Гарри кивнул.
— Но она почти диаметрально противоположна той, что есть на самом деле.
— Откуда мне знать, сэр, что он говорит неправду? Может, лжет ваш источник, — дипломатично возразил Поттер, не желая обвинять во лжи самого Люциуса. Он уже почти стопроцентно был уверен, что если это и ложь, то наставник просто сам заблуждается, считая ее правдой.