- Шшшто это? - просипела девушка.
- Знатное пойло из наших земель. Коньяк называется. Первое средство в таких случаях.
Её слегка повело с непривычки.
- Ладно. Ты сиди пока. Куда тут смотреть-то?
- С той стороны под лестницей проход есть. Ниши где-то там.
Я огляделся по сторонам. В ночи, на почти открытом месте, любой отблеск и отсвет привлечёт внимание. Снова порылся в ранце, извлёк скатку спальника и расстегнул его в одеяло. Накрылся и полез в найденный проход, подсвечивая фонариком на минимальной мощности. Здесь было пыльно, повсюду лежал мелкий сор, нанесённый ветром. Похоже, давно сюда никто не заглядывал. Метра через четыре в пыли проглянули тонкие дорожки швов, в которые забилась пыль. Точно, ниши, закрытые плитами. Камень другой, и по текстуре, и по видимым следам обработки. Если подволок невысокого лаза был идеально выглажен, напоминая поверхностью панели вентилируемого фасада, то крышки... ну, их обтесали, и решили, что так сойдёт.
Нож легко вошёл в щель. Плита немного сдвинулась и приподнялась. Ещё несколько движений, после чего удалось подцепить её пальцами. Внутри, в полости размером с обувную коробку, лежали какие-то свёртки из такой же пропылённой, посеревшей жёсткой ткани. Три перемотанных толстыми верёвками "куколки". Я вынул их и пополз дальше. Ещё одна ниша, теперь два свёртка.
Терви спала, счастливо улыбаясь уголками губ. Я подстелил спальник и сел рядом. Глянул на небо. Рассвет ещё нескоро, а с этой стороны жилых кварталов больше не было, только какие-то бараки или мастерские. Вряд ли там будут шариться стражники, и можно вздремнуть.
Глаза сами собой раскрылись часа наверное через два. Небо едва-едва приобрело сероватый оттенок вместо сочной синеватой черноты, даже звёзды на востоке почти не потускнели, и я сначала сам не понял, что заставило меня проснуться. А потом прислушался. Свёртки, лежавшие у ног, издавали еле слышный металлический гул, как будто очень далеко звенит старый школьный звонок.
- Как интересно, - прошептал я и попробовал разбудить Терви. Она вздрогнула, покачнулась, подняла веки и начала зевок, а потом осознала, где сидит и что вокруг происходит. Тихо ойкнула, закрыла рот ладонями, по щеками побежали блестящие дорожки, но она быстро взяла себя в руки.
- Что такое?
- Слышишь? - я указал на пыльные комки древней ветоши.
- Да... - протянула Терви через несколько секунд.
- Посмотрим?
- Не здесь. Надо спрятаться. Мало ли.
- А что это может быть?
- Что-то старое. Очень старое... - девушка подняла взгляд в светлеющую ночь, и посмотрела куда-то в пустоту. Пустоту, лежащую совсем не здесь и не сейчас.
- Настолько старое, что оно не отсюда, - заключил я. Мелкие детали, которые я цеплял то тут, то там, постепенно сплетались в единое полотно. - Ваши предки тоже не отсюда.
- Ты прав, - вздохнула Терви. - Только сейчас об этом почти никто не помнит даже среди знати. История превратилась в легенды, легенды в сказки, - она пожала плечами. - Слишком много времени прошло. Отец говорил, больше тысячи лет. Я поэтому не удивилась твоему появлению и не испугалась.
- Ладно. Идём. Всё равно светает, надо затихариться и посмотреть, что это предки оставили.
Мы прокрались к домам и выбрали приютом причудливое строение. Хоромина заметно расширялась к третьему этажу, нависая над проулком метра на полтора и грозя в утренние сумерки торцами несущих балок. Внутри было мрачное, но уже привычное безлюдье, следы стремительного изгнания и запахи закисшей еды. Я закрыл двери в кухню, чтобы поменьше тянуло, мы поднялись наверх, в хозяйские спальни - две комнаты метров по двенадцать, разделённые коридорчиком. На окнах висели плотные тёмные шторы. В поставцах остались едва начатые свечи, и через минуту в одной из комнат образовался желтоватый уютный ореол.
Терви устало села за столик, служивший, видимо, для работы с купеческими документами. Остались несколько листов неплохой бумаги, покрытых строчками и столбиками, напоминающими табличную запись.
- Ну глянем, - я выложил добычу на стол. Она продолжали еле слышно гудеть. Теперь звук воспринимался в отчётливых механических тонах. В устойчивом освещении ткань явственно напоминала плотный синтетический брезент. Первой ассоциацией было "да это же гравицапа!". И правда, на столе лежали пять приплюснутых металлических яиц длиной сантиметров пятнадцать и десять в диаметре. По глянцевой бронзовой поверхности вилась причудливая гравировка, в которой можно было разобрать какие-то строки. Всё это немного вразнобой тикало с тихим звоном. Я понимал, что за сотни лет протухнет любая взрывчатка и любой детонатор, но на мгновение захотелось спрятаться под столешницу из цельных двухдюймовых досок.