Из разбитой маски вылетела бабочка, как и всегда. Ледибаг очистила её привычным ритуалом. Только после Чудесного Исцеления Кот вернулся в реальность.
Для него все эти события уместились в десять секунд постоянного изменения цвета и форм вокруг. На деле прошло почти восемь часов.
Первым, что увидел Адриан после возвращения в сознание, была мягкая улыбка любви всей его жизни.
— Как себя чувствуешь, котёнок?
— На удивление неплохо. Это была одна из самых стрёмных акум, с которой мы сталкивались.
Ледибаг помогла Коту подняться с крыши, — сколько он просидел на ней, пытаясь собрать мозги в кучу и наслаждаясь зрительными галлюцинациями? — и заботливо отряхнула его костюм. Нуар ощутил отголосок боли в рёбрах — видимо, прилетело во время исполнения плана.
— Стрёмных? — передразнила его Ледибаг. — А как насчёт Палача и Упыря?
Кот усмехнулся и наклонился к ушку своей девушки.
— Знаешь, миледи, меня тут Плагг новому слову научил…
Она пихнула его ещё до того, как Адриан успел сказать, что это за слово. Выпрямившись, Адриан обратил внимание на Таролога. Эмили стояла неподалёку и просто смотрела на его с Ледибаг взаимодействие.
Естественно, Адриан тотчас смутился. Вот уж ворковать с девушкой при своей матери он точно не собирался!
Они с Ледибаг подошли к Тарологу, затем героиня упёрла руки в бока и выжидательно уставилась на Эмили.
— Я хочу знать, почему эта акума была такой мощной, — сказала девушка, щуря недовольные голубые глаза на мать Адриана. — Раньше такого не было.
Эмили провела взглядом по её телу, от головы и до пят. Ледибаг это совершенно не смутило: как стояла, недовольно щурясь, так и продолжала выказывать своё раздражение.
— Акумы эволюционируют. Как вы.
— Это совсем не тот ответ, который я хочу услышать, и вы это знаете. Мне нужна информация. Полная!
Эмили посмотрела на сына, но Адриан только пожал плечами. Ему тоже не нравилось действовать вслепую, слишком уж много было в темноте незнания препятствий. Ему, как и Ледибаг, надоело сталкиваться с чем-то, чего он не понимал.
Так что Эмили действительно придётся многое объяснить. Свою природу, к примеру. Или то, что отец Адриана — Бражник, а Эмили явно об этом знала. Про акум, про их силы, про Талисманы и про то, почему Ледибаг и Кот Нуар единственные герои в Париже. Ведь если есть Бражник, то наверняка есть ещё квами. Плагг упоминал как-то других малышей. Перечислял их имена и долго смотрел в окно, словно прощался.
И, конечно же, Эмили придётся объяснить то, что не давало Адриану покоя уже долгие годы. То, из-за чего Адриан и пошёл к чёртовому психотерапевту, который в итоге оказался акумой и чуть не отравил что самого Агреста, что его девушку.
Эмили придётся рассказать о Бриджитт. Хочет она того или же нет.
========== Глава 31 ==========
Комментарий к Глава 31
Возрадуемся, только тихонько.
Жду ваших отзывов. Как же они мне нужны, знали бы вы… как вам главы продолжения.
Приятного чтения.
Алоха.
Всё началось с девицы Чэн.
Габриэль никогда бы не подумал, что девушка из далёкого Китая может разрушить жизнь его семьи. Ну в самом деле: как какая-то мелкая пигалица с узкими глазами вообще способна повлиять на его отношения с Эмили, на Адриана и даже на самого Габриэля?
У Бриджит Чэн это вышло. Она появилась в реальности Габриэля, — незримо, присутствуя лишь на границе сознания, в уголке глаза, как едва различимый шёпот в ревущем урагане, — и всё тотчас пошло крахом.
Изменения были такими мелкими, что поначалу Габриэль не обращал на них внимания. Адриан стал более закрытым — и что с того? Ребёнок растёт, у него такой возраст, ранний подростковый период. Эмили и Адриан переговариваются, замолкая при приближении Габриэля — что ж, у них всегда были свои особенные секретики, как у матери и сына; Эмили просто была ближе к ребёнку, чем сам Габриэль. Жена начала какую-то странную деятельность, что-то прячет и тайком носит мимо мужа? Также ничего необычного: у Эмили было много «секретов» — тех, которые Габриэлю, если честно, просто не были интересны.
Из-за медленных изменений общая картинка затиралась. Спустя три месяца для Габриэля было почти нормально, что Адриан вздрагивает от резких звуков и напряжённо всматривается в тёмные углы, словно выискивая там чудовищ. Габриэль даже привык к ответам вроде «просто она смотрит», принимая их за детские игры и богатое воображение. Да ещё и выпуск новой коллекции одежды подходил, и работы было…
Каким же глупцом он был, раз не замечал очевидного! Ведь это совсем не нормально, когда ребёнок вздрагивает от резкости и боится темноты, — нет, не темноты, а того, что оттуда кто-то смотрит, — и что мать ребёнка ничего с этим не делает.
Неизвестно, сколько бы всё это тянулось, однако помог счастливый случай. Или несчастный — это как уж посмотреть.
Просто разбирая почту в один из воскресных полдней, — прекрасное время, когда Эмили и Адриан уезжали из поместья развлекаться, а Габриэль оставался в долгожданном одиночестве, — месье Агрест наткнулся на странное письмо. Оно было тяжёлым, хотя и не являлось посылкой. Бумага конверта оказалась плотной и необычной наощупь: что-то шершавое, как плохо отделанный пергамент.
А ещё письмо было влажным. На конверте не проступило ни капли, ни пятнышка, но, взяв почту в руки, Габриэль тотчас ощутил эту неожиданную влагу на пальцах. Липкую. Такую, из-за которой хотелось встать и пойти мыть руки, а нежеланную корреспонденцию просто выкинуть, не распечатывая.
Вместо этого Габриэль отложил письмо и с тяжёлым вздохом открыл ящик письменного стола. Времена для месье Агреста как для модельера были неспокойные: помимо фанатов и критиков стали появляться ещё и неуравновешенные «доброжелатели», присылающие так называемые письма счастья. Обычно они состояли не только из словесных оскорблений, но и весьма неприятных дополнений: жидкости, порошков и таблеток, которых ни в коем случае нельзя было касаться.
Секретаря у Габриэля ещё не было, — хотя он подумывал о том, чтобы попросить Натали, подругу Эмили, примерить на себя эту обязанность, — и с письмами приходилось разбираться самостоятельно. В первом ящике письменного стола у него лежали перчатки, медицинская маска и небольшое полотенце — просто чтобы положить его на колени, на всякий случай.
Натянув перчатки и маску, Габриэль снова взял письмо в руки. Через плотный нейлон перчаток оно уже не казалось влажным, однако кончиками пальцев Габриэль чувствовал, что внутри действительно что-то есть. Какой-то твёрдый продолговатый предмет, по размеру не больше его мизинца.
Ещё раз повертев конверт, Габриэль выписал в блокнот адрес и имя отправителя. Некая Б. Чэн из Китая не пожалела почтовых марок. К тому же, под всеми этими разноцветными квадратиками она ещё и оставила подпись: «Как обычно. С любовью, Б!».
Оставленное рядом с подписью крошечное сердечко совсем не улучшило настроения, если честно.
Письмо Габриэль вскрывал с хирургической точностью. Канцелярский нож был достаточно острым, чтобы разрезать даже странный материал конверта, — это что, действительно пергамент или вроде того? — без особых проблем. Сделав длинный надрез сверху, Габриэль отложил нож и аккуратно раскрыл губы послания.
Внутри было красно. Не ярко-красно, скорее, бордово-красно. И действительно жидко, как-то даже слишком. Стало ясно, почему у конверта такой странный материал: обычная бумага от этого красного промокла бы сразу и насквозь.
Переборов внутреннее отвращение, Габриэль запустил пальцы в нутро конверта, чтобы вытащить… другой палец. Настоящий, заляпанный красным.
Примерно три секунды Габриэль не понимал, что находится у него в руках. Когда же до его ошеломлённого разума это дошло, он вздрогнул, медленно отложил палец и конверт, — тот упал на бок, и всё красное растеклось вокруг, как пролитая в забегаловке кола, — и вышел из-за стола.
Руки у него подрагивали. Непослушными пальцами, — пальцами, ха! — Габриэль стянул перчатки, затем маску. Полотенце, упавшее с коленей, он поднял и кинул на стол не глядя. Впитает хоть немного красного — хорошо.