Ему было почти всё равно, когда Эмили вышла из комнаты и вернулась, держа в руках странную шестигранную коробку. Красное дерево, расписанное красными же китайскими, — наверное, — узорами и золотом. Значок Инь и Ян сверху, в середине.
— Что это? — поинтересовался Габриэль без особого интереса.
— Шкатулка для Талисманов, — ответила Эмили, не поднимая глаз.
Она как-то хитро прокрутила крышку, и шкатулка раскрылась, словно цветок. Множество отделений — и все пустые, кроме одного.
Брошь в отделении с рисунком бабочки была симпатичной, не больше. Напоминала чем-то жемчуг, только с очень приятным фиолетовым оттенком.
Эмили взяла эту брошь и прикрепила к пеньюару. Между ней и Габриэлем в короткой вспышке света появилось что-то маленькое, с крыльями и огромными глазами — как большой мультяшный мотылёк. Существо что-то запищало на китайском, Эмили ответила, и после этого маленькое непонятно что поздоровалось на вполне внятном французском.
На этом Габриэль решил, что с него хватит. Не говоря ни слова, он ушёл из спальни, и не возвращался в неё до следующего вечера. Ночь он провёл в кабинете, отмывая и без того чистый стол спиртовыми салфетками. Спал на диване там же, из-за чего спина и шея к вечеру простреливали болью, а голова при каждом неудачном повороте просто взрывалась.
За день Эмили развела бурную деятельность: много разговаривала с Адрианом, узнавала о произошедшем у полиции, пригласила домой десткого психолога для первичной помощи, пересмотрела вещи сына и выбросила все оставшиеся «подарки», от которых Адриан не успел, «как обычно», избавиться.
Габриэль за этот день позавтракал, поцеловал сына и отменил все деловые встречи-обеды-договоры на следующие три недели.
Под ночь Эмили всё так же ждала его. Габриэль пришёл в их спальню, как побитый жизнью пёс, и без сил опустился на кровать. Больше всего ему хотелось просто лечь на его любимый ортопедический матрац, — не диван! — закрыть глаза и провалиться в сон. И чтобы вся эта история с Бриджит оказалась просто историей.
— Ты готов продолжать? — спросила Эмили, вновь надевая брошь.
Мотылёк, появившийся перед ней, был всё таким же мультяшным. Он смотрел фиолетовыми глазами на Габриэля и ждал его ответа. «Нет» — и ничего не будет. «Да» — и жизнь Габриэля, он был уверен, покатится прямиком в ад.
Так какого чёрта он тогда сказал «да»?
Это была, пожалуй, самая долгая и тяжёлая ночь в жизни Габриэля. И самая невероятная: сколько бы он ни пытался, а уложить в голове саму возможность существования в мире магии оказалось крайне непросто.
— Помимо обычного, физического мира, — рассказывала Эмили, пока странное существо порхало под потолком, — существует также энергетический и духовный. Энергетический мир связан с физическим, но часто люди его не видят, или же им не дают видеть. Духовный мир — тот же загробный, про него есть информация в каждой религии, в основном правильная. Работа Хранителей Талисманов состоит в том, чтобы стабилизировать энергетический мир и не давать ему влиять на физический.
— И в том, чтобы духовный мир не проникал в первые два, — добавил мультяшный мотылёк. — Сложная это работа, если честно.
Габриэль молча сидел, пытаясь переварить узнанное.
Есть Хранитель — один на всех. Он охраняет Талисманы, — от чего? Эмили не знала, — и распределяет их между другими Хранителями, обычно каждому по одному Камню Чудес. Талисманов много, не один набор, не одна шкатулка… однако конкретно та шкатулка, в которой был талисман Нурру, — это мотылёк, — оказалась растеряна. То ли по случайности, то ли из-за людского разгильдяйства.
Хреновый у Талисманов оказался Хранитель, как понял Габриэль. В шкатулке осталась только брошь мотылька. Где остальные — Нурру не имел понятия.
— Храм, где жил Хранитель, был разграблен, — предавалось существо воспоминаниям. — Ну, это же Тибет. Китай там как следует постарался, должен сказать. У Династии были свои Талисманы, это да… Вот нам и досталось. За Плагга и Тикки я, конечно, могу особенно не переживать, а вот остальные… Дуусу, Муллу, Трикс… где их теперь искать?
Эмили успокаивающе гладила мотылька по крошечной спинке, а Габриэль хмурил бровь и кривил губы.
— Это всё крайне занимательно… но при чём тут мой сын и китайская девица?
Эмили посмотрела на мужа из-под ресниц, и этот взгляд вызвал у Габриэля нервную дрожь. Спокойствия не добавляло и маленькое существо у женщины на коленях: названный Нурру тихо, но очень тяжело вздохнул.
— Каждый Хранитель Талисмана рано или поздно проходит своеобразную эволюцию. Помнишь покемонов?
Габриэль кивнул. Как не помнить: Адриан находился в том возрасте, когда эти несчастные покемоны были единственным, что занимало его голову. Навскидку младший Агрест мог назвать по крайней мере полсотни имён странных цветных монстров.
Взглянув на Нурру, Габриэль не сдержал усмешки. Да уж, мотылёк мог быть тем ещё покемоном.
— Не отвлекайся, — сказала Эмили. — Эволюция как правило не затрагивает внешний вид, но добавляет способности. Иногда их можно выбирать, иногда нет. Мне в каком-то смысле повезло — и я получила предвидение.
Это уже было не смешно. Габриэль, услышав о способности к предсказанию будущего, напрягся ещё больше. Кто не знал историю о сумасшедшей Кассандре? Закончила троянская царевна очень уж печально, не спася ни себя, ни свой город.
— И что же ты увидела?
Эмили улыбнулась. Габриэль мог видеть по её лицу, что жена испытала не только облегчение, но и благодарность за то, что он не задаёт вопросов и просто верит её словам, несмотря на… да на всё.
Но, откровенно говоря, было сложновато не верить. Хотя бы потому, что перед Габриэлем сидел маленький фиолетовый покемон-бабочка.
— Нашего сына. Не совсем взрослого, но уже не ребёнка. Он такой красивый, Габриэль, весь в тебя… и он идёт по жизни с девушкой, очень важной для него и для нас всех. Девушка из семьи Чэн. Они созданы друг для друга, понимаешь? И есть ещё кое-что…
Габриэль от её мягкого тона только отмахнулся.
— Откуда ты знаешь, что это та самая девица Чэн, скажи мне на милость? В Китае это наверняка не самая редкая фамилия, слишком уж простая. Может, ему предназначена другая Чэн, а может это Чан или Чен, или Ченг, или ещё как — в Китае много похожих фамилий.
— Видения не очень чёткие, но… голубые глаза, тёмно-синие волосы, строение лица… это она.
— И что, у наречённой нашего сына не полный набор пальцев?
Габриэль пытался сдержать яд в голосе, но он всё равно пропитал слова. Эмили вздрогнула и подняла на мужа взгляд. Судя по блеску её глаз, до Эмили начало доходить.
— О, боже, — прошептала она, прижимая пальцы к губам. — Боже, я едва не свела с ума нашего сына… в видении у неё все пальцы на месте…
Габриэль вздохнул.
Ночь они едва спали: всё больше говорили и лежали на кровати в обнимку. Эмили то смеялась, то плакала, то просила у мужа прощение за собственную самонадеянность; Габриэль в большинстве своём молчал. Его злость перегорела ещё вчера.
Успокаивать Эмили не было никакого желания. Габриэль чувствовал её дрожь и слышал слёзы. Он всё ещё любил свою жену, несомненно, но сейчас было важно, чтобы его упрямая Эмили поняла, что едва не сотворила с их ребёнком.
Габриэль не был уверен, что психотерапевт поможет Адриану забыть о происходящем. Хотя бы потому, что сначала нужно объяснить ребёнку, что с ним произошло… в любом случае, пусть этим займутся специалисты.
Днём Эмили занималась ребёнком; Габриэль спал. У него не было энергии после бессонных ночей, как у его жены, и обычное человеческое тело требовало своих часов тишины и покоя. Тем не менее проспать всё равно вышло не больше четырёх часов, слишком уж Габриэль нервничал.
Весь остаток дня после недолгого сна он провёл в саду. Было холодно, — весна лишь недавно изгнала зиму из Франции, — но это действовало как-то ободряюще.